Сионская любовь - [21]

— А надо ли ублажать никчемных бедняков и снисходить до разговора с ними? Счастье нерадивым не помогает. Они нищие оттого, что труда чураются, а посему угощение им не положено. А уж если и кормить их, так принудить всемеро отработать съеденное — и от лени излечатся и забудут пороги обивать, — сказала Тамар.

— Дочь моя, твои ли это речи? — изумилась Тирца. И Тейман и Амнон удивились не меньше.

— Клянусь, не своими устами говорила! Одна благородная особа поучала меня вчера, — сказала Тамар и покосилась на Азрикама к стыду последнего.

Перемены в доме Иорама

Пока все переглядывались в недоумении, вошел слуга Азрикама и говорит хозяину, что случилась пренеприятная история, и домоуправитель Ахан просит его немедленно вернуться домой. Встревоженный Азрикам поторопился к себе, и слуга с ним.

Только двое ушли, а уж другой слуга Азрикама стоит в дверях с тем же делом: господина срочно требуют домой. Тирца успокоила посыльного, попотчевала вином и, не в силах совладать с любопытством, спрашивает, что в доме приключилось. Слуга поблагодарил за угощение, оглянулся с предосторожностью по сторонам и говорит: «Лишь в твоем доме, госпожа, я вспомнил, что праздник нынче. У нас праздничный стол отменен. Кроме сухой хлебной корки ничего сегодня не ел, а о вине уж не говорю. Молодой хозяин упоен благородством происхождения и о делах благородных позабыл. Все мы, домочадцы Азрикама, ждем не дождемся новой хозяйки в дом — дочери твоей Тамар — тогда заживем хорошо». А Тамар шепчет на ухо Тейману: «Не настанет этот день!»

Тирца не отступает, уговаривает слугу, расскажи мол, не таись от меня, из-за чего случился переполох. Хранить секрет нелегко, и слуга рассказывает: «Должно быть, известно тебе, госпожа, что прежний наш хозяин воевода Иорам имел обыкновение всякий праздник накрывать стол на четыре сотни душ и щедро потчевать бедняков, сирот, вдов, чужеземцев — всех обездоленных судьбой. Как вошел в права Азрикам — изменил обычай и велел домоуправителю Ахану раздавать с гумна и винодельни не в праздник, а накануне, да поприжимистей. Ахан же, негодяй и скупец, последней радости людей лишил, а слуг домашних голодом морит. «Для ленивых всегда праздник» — его слова. Вчера пришли бедняки и потребовали положенное. А Ахан говорит: «Расходитесь по домам, вечером вернется господин и распорядится вино и хлеб вам вынести».

В назначенное время вновь собрался народ, а Ахан отвечает: «Помочь не могу, хозяин не вернулся». Люди разъярились, сговорились меж собой, окружили дом и кричат хором проклятия: «Вы, Ахан и Азрикам, немилостивы и безжалостны к слабым и посему Богу не угодны. Придет день, и дом этот, прежде святой и добрый, исторгнет обоих. Смешаетесь с пылью и прахом, как пустоцвет, ветром с маслинных деревьев сдуваемый». Ахан испугался проклятий и стал посылать слуг одного за другим искать Азрикама».

— Не трезвонь об этом у городских ворот, не позорь дом Иорама, — строго предупредила Тирца, потрясенная рассказом.

— Не сомневайся, госпожа, сохраню в тайне, — заверил слуга.

Вернулся Азрикам, подозрительно покосился на своего слугу и зубами скрипнул с досады, увидав его здесь. Тот поспешил исчезнуть с глаз.

— Господь одарил меня богатством, да слугами наказал, — жалуется Азрикам, — пьяницы и бездельники нерадивые. От домоуправителя до последнего побегушки — все к вину пристрастились. Я знаю наверное: напился пьяным Ахан и забыл и не исполнил мой приказ угощать бедняков, а те меня теперь проклинают. За что? Всех слуг проучу! С сего дня назареями станут, забудут вкус вина!

— Сдается мне, не привыкать им к назарейству, — не удержалась Тамар.

Новые горизонты

Гнев охватил Азрикама, но ответить не успел. Вошел Иядидья, а следом тридцать учеников пророков, приглашенных на праздничную трапезу. Появился и Ситри, брат Авишая.

— Здравствуй, юноша, Ты, кажется, у Авишая в учениках? — обратился Ситри к Амнону.

— Здравствуй, мой господин.

— А почему Авишай не приглашен на трапезу? — спросил Иядидья.

— Приглашен и скоро прибудет, — ответил кто-то из слуг.

— Да вот же он! — воскликнул Тейман, завидев Авишая в окне.

— Авишай, ты воспитал прекрасного юношу, верного, бесстрашного и скромного, — сказал Иядидья, указывая на Амнона.

— Скромность — лучшая приманка для похвал, — тихо, чтоб никто не услышал, пробормотал Азрикам.

— Я заглянул Амнону в сердце и узрел немало иных достоинств. Он слагает чудные песни во славу Сиона и задушевно поет их. И речь его чиста и благородна. А, главное, Господь дал ему то, что дороже всех сокровищ — он разумеет слово Божье и тянется к нему, — сказал Авишай.

— Чего ты желаешь, Амнон? Говори, я постараюсь исполнить, — сказал Иядидья.

— О, если только возможно, я бы хотел оказаться среди этих людей, — сказал Амнон и указал на учеников пророков.

— Как и знатность рода, рвение к знаниям открывает все поприща смолоду. Становись завсегдатаем в моем доме. Здесь и пропитание твое, — ответил Иядидья Амнону, — а вы, любезные ученики пророков, — продолжил хозяин, обращаясь к гостям, — если дорожите расположением моим, то примите в свой сонм этого прекрасного юношу, щедро передайте ему знания Божьего слова и укрепите природную праведность его.