Синтез - [32]

— Стоп, глупец! — прервал его компьютер. — Я передам эти сведения в центр!

— А центр найдет какой-нибудь выход?

— Я этого не знаю, глупец!

Центр требовал дополнительной информации, поскольку сведений, сообщенных Муантой, не хватало даже для восстановления формулы атрофина, не говоря уже о его уничтожении.

Диктатор терзался как никогда, то и дело подсовывая новые проекты спасения человечества, но бездушные машины по-прежнему отвечали:

— Слишком мало информации, глупец!

И наконец машины потребовали нечто столь ужасное, что в былом тиране страх и бессилие вступили в борьбу с эгоизмом и гордыней.

*

— Слава тебе, Господи! — обрадовалась тетка, увидев, что кто-то крадется вблизи головизионного центра. — Я всегда говорила, что мне везет. Но это... это ты, Марек?

— Вы меня знаете?

— Конечно, я приятельница супругов Зборовских! Как тебе удалось избежать этого заражения?

— Не знаю. Все вокруг... а я...

— «А мы», мой дорогой, «а мы»! У меня это уже в прошлом. Замечательно, что мы встретились. Ты мне очень нужен. Без помощи второго человека вылечить от этой гадости вообще невозможно.

— Если я для чего-нибудь пригожусь...

— Конечно, дорогой, конечно. Мы должны синтезировать доктора Майлера.

— Синтезировать?

— Вылечить. Сейчас я тебе все объясню.

*

— Нет, нет!

— Только это гарантирует успешность исследований, глупец!

— Дайте мне подумать! Дайте мне подумать!

— Пожалуйста.

Муанта бегал по улицам, коридорам и лестницам, заглядывая в глаза людям, которые стеклянными взглядами отвечали на его бешеные метания и окрики.

— Эй, эй! Проснись, проснись! — орал Муанта, тряся мужчину, который как раз сонно двигался мимо.

Тот ничего не ответил, только остановился.

— Скажи, куда ты идешь?

— На работу.

— А что ты делаешь?

— Рисую.

— Что?

— Картины.

— Покажи мне эти картины!

Мужчина послушно двинулся дальше. В сердце Муанты затеплилась надежда. А может, это только заблуждение? Может, он преувеличил опасность ситуации? Вот художник как ни в чем не бывало по-прежнему рисует картины. Даже если пока он не чувствует себя до конца счастливым, то со временем наверняка поймет, что для него благо.

Они вошли в мастерскую. Муанта в отчаянии закричал. На стенах, мольбертах, на кипе полотен в углу он увидел один-единственный грязно-серый цвет! Художник смешал в ведре все краски и, макая туда кисть, равномерно, один за другим замазывал холсты. Диктатор задрожал. Он стремительно выбежал из ателье художника и помчался обратно к Гонсалесу.

— Где я должен отдать эту каску? — спросил Муанта.

— Если ты решился, я сам передам ее на исследование. Существует только одна такая каска?

— Да, я знаю об этом наверняка. Ректор Диас успел подготовить только одну.

— Ну так давай мне ее сюда, а я передам компьютерам.

— А когда проблема будет решена, вы вернете людям волю?

— Это зависит от того, насколько мы решим проблему.

— Еще минуточку.

— Пожалуйста.

Добровольно снять с себя шлем, предохраняющий от заражения, — это не слишком простой шаг. Диктатор почувствовал, как мурашки побежали у него вдоль спины, по шее — прямо до самой макушки. Ведь он так легко решился на то, чтобы другие впали в атрофиновое отупение. Но он сам? Мучительно, с неохотой он думал о своей судьбе. «Не делай другому того, что тебе неприятно», — прозвучало где-то у него над ухом. Он не был уверен, то ли это произнес компьютер, то ли заговорила его собственная совесть. Страх — хуже, чем перед смертью. А что будет, если роботы взбунтуются? Если, например, прикажут ему — его превосходительству! — ходить на четвереньках и лаять? А если к людям вернется их воля, но его в наказание оставят обезволенным, и каждый, кто захочет отомстить, сможет ему приказать все что угодно? Выполнить самое неблаговидное требование? Совершить самый низкий поступок? Тогда уж лучше, наверно, погибнуть, убить себя, а компьютеру приказать снять шлем. Но если есть шанс узнать, удалось ли добиться чего-нибудь своей самоотверженностью? Как поступить? А может, однако, продержаться в одиночестве? Нет!! Одиночество Робинзона — ничто, по сравнению с его одиночеством! Как же он жалел, что не хватило ему воображения, что не видел в каждом отдельном человеке неповторимой индивидуальности! Он ясно осознал, что сейчас все художники на свете рисуют точно так же, как тот, встреченный на улице. Перед глазами Муанты замаячили сотни, тысячи грязно-серых прямоугольников.

— Внимание! — крикнул он Гонсалесу. — Держи!

И сорвал с головы защитный шлем. Машина схватила каску двумя грейферами, а изумленный диктатор обнаружил, что он по-прежнему обладает свободной волей.

*

Марек и тетка Флора несколько дней работали над доктором Майлером, прежде чем он, наконец, стал проявлять верные признаки самостоятельности. И тогда уже втроем они принялись восстанавливать здоровье всего персонала больницы. Курс лечения длился довольно долго — около двух дней, а полностью здоровыми считались те, которые обрели способность к так называемому синтезу. Лечение протекало следующим образом: двое врачующих сажали пациента за стол и отдавали ему противоречивые распоряжения. Например, один говорил:

— Зажгите лампу!

А другой тотчас же возражал: