Синий Шихан - [9]

Петр Николаевич слушал его, насупившись, и вставлял в разговор лишь отдельные, ничего не значащие слова. Жена его, Анна Степановна, сорокалетняя красавица казачка, с огромной, уложенной на затылке косой, поджимая губы, пытливо рассматривала лоснящееся лицо богатого гостя. Ей не по душе была пьяная энергия Буянова, его то льстивые, то жесткие речи и хитрый взгляд неуловимых серых глаз. Один, как ей казалось, косил на Петра Николаевича, а другой бог знает куда.

– Уж больно вы скоро хотите, сватушка, – сказала Анна Степановна. – С таким делом подумать надо, да и жениха с невестой спросить.

– Невесту, матушка моя, я спросил! А что касаемо жениха, тут дело отецкое. Как скажу, так и будет. А невеста – казак девка, бойкая… и сережки приняла и жениха потребовала.

Не по душе было Лигостаевым это неожиданное сватовство. Петр Николаевич понимал, что дорогим подарком и посулами миллионного состояния сват думал решить все в один мах.

– Коли потребовала, значит, надо привезти. Тогда и толковать можно. А сейчас извини, Матвей Никитич, зря сухие бобы пересыпаем, – решительно отрезал Петр Николаевич.

Буянов долго куражился, старался убедить Петра Николаевича, но, почувствовав, что упрямство казака сломить трудно, вынужден был согласиться.

Уложив опьяневшего гостя спать, Петр Николаевич вышел во двор. Ему не терпелось поговорить с Кириллом. Дело было давнее и очень памятное. Самое главное – любопытно было узнать о войсковом старшине Печенегове…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Несколько лет назад, после пахоты, в жаркий летний день, Петр Николаевич поехал искать убежавших в тугай[1] быков. Он углубился в чащу. Подъезжая к Уралу, Петр Николаевич почувствовал запах дыма и, решив, что это рыбачий стан, круто повернул коня. Сквозь густые кусты крушины и черемухи он услышал негромкий разговор и ржание лошади. Конь Петра Николаевича откликнулся и бодро пошел вперед. Отстраняя ножнами шашки висевшие на пути ветки, Петр Николаевич выехал на небольшую лесную полянку.

Под старым кряжистым осокорем около лениво дымившегося костра на разостланной кошме перед четвертью водки сидели люди. От чугунного, висевшего на костре казана шел запах вареного мяса. Кирилл Кожевников большим деревянным черпаком помешивал в котле, есаул Печенегов полулежал на кошме. Рядом с ним, поджав по-восточному ноги, сидели знаменитый степной богач скотовод Беркутбай и еще двое незнакомых киргизов. К дереву было приставлено ружье и казачья шашка с серебряной насечкой. Неподалеку под вязами стояли привязанные за шеи две сытые кобылицы и четыре подседланных коня. В стороне от них косматый, буланой масти красавец жеребец рыл копытами землю. Он зло покосился на лошадь Петра Николаевича. Жеребца этого Петр Николаевич хорошо знал. Он принадлежал его другу, охотнику Куванышу. Бегло окинув взглядом обеспокоенных кобылиц, Петр Николаевич и их узнал по тавру войскового табуна.

Увидев неожиданно появившегося казака, Печенегов медленно поднялся с кошмы. Застегивая на ходу мундир, он шагнул к Петру Николаевичу и, взявшись за переднюю луку, щуря налитые кровью глаза, хрипловатым голосом спросил:

– Тебе что тут надо, станичник?

– Быков ищу, ваше благородие… сбежали, – сдерживая волнение, ответил Петр Николаевич. – Думал, рыбаки здесь…

– Рыбаки, говоришь? Ну, коли так… слезай с коня, щербой угощу…

Печенегов взялся за поводья.

– Слезай, так и быть, я коня приму, гостем будешь, слезай, – приказал офицер. На длинном скуластом лице его дрожала недобрая улыбка, от свисавших к подбородку усов сильно пахло луком и водкой.

– Покорно благодарю, ваше благородие, быков надо искать.

Петр Николаевич понял, что попал в беду. Это он видел и чувствовал по неумолимым, жестоким глазам есаула и встревоженным лицам всей компании. Он знал, что непрошеного свидетеля краденых лошадей живым не отпустят. Не бросая поводьев, Лигостаев передвинул руку ближе к эфесу своего клинка. Но есаул заметил его движение и еще крепче потянул ремни, стараясь отвернуть голову коня в сторону.

– Что ж ты, казак, нашим хлебом-солью брезгуешь? Хотя какой ты казак. Бродяга! С головой продашь есаула!

Печенегов тяжело дышал и не спускал с Петра Николаевича подернутых мутью глаз.

– Значит, не хочешь слезать?

– Разве так встречают гостей, Филипп Никанорыч? – стараясь унять дрожь в голосе, тихо спросил Петр Николаевич.

– Чего? – Печенегов, повернув растрепанную голову, подмигнул Кириллу. Тот стоял в нерешительности.

– Ничего… Убери руки, ваше благородие, а то у меня конь урсливый.

– Кому это ты говоришь? Кому? – хрипло выкрикнул есаул, продолжая выворачивать коню голову.

Петр Николаевич сильно дернул поводья к себе и резко осадил лошадь назад. Печенегов всем корпусом метнулся за годовой лошади. Петр Николаевич успел вырвать поводья и отскочил в сторону. Жестко пришпорил лошадь и скрылся за ближайшим кустом крушины. Один за другим вслед грохнуло два выстрела. Пригнувшись к луке, Петр Николаевич выскочил на тропинку и пустил лошадь наметом.

Прискакав в станицу и не заезжая домой, он бросился к станичному управлению. Атамана, как обычно, на месте не оказалось. В канцелярии сидел писарь Захар Важенин. Петр Николаевич дружил с ним. Вместе проходили лагерные сборы, а однажды Петр Николаевич спас тонувшую девочку – сестру Важенина. С той поры дружба стала еще крепче.