Синий, который красный - [64]

Очень по-целестийски, хоть Кристо и не знал, с чего это все в стране так не любят тамариск. Вот только его-то уж всяко в жизни и похлеще костерили.

— Отморозок!

О, это почти лестно даже. Отморозок. Чужие карманы потрясти, набить морду недругу в темном углу, смотаться, если уж сильно припекает, — ну да, ну да, делали такое. Но вот оставить девчонку умирать в темном подвале — это уж не отморозок, это тогда подлец какой-то получается. Даже если ради первостепенных задач.

А на лекции об этом говорили, или это из него такой философ режется?

— Не пойду, — повторил он и тупо, и упрямо. — На такое не пойду. Тебя тут не брошу.

Дара молчала минуты три, потом заговорила так, будто это он лежал при смерти, а она стояла над ним и очень его жалела:

— Бывает так, что дело очень плохо. И любое решение обернется для кого-то худо. Вот тогда нужен кто-то, кто… знаешь, будет видеть только то, что должен сделать сейчас. В этот момент. А какой ценой — все равно, и что будет дальше — тоже. Только такое не для слабаков, а…

— Ага. Любой ценой. А тебя тут не брошу.

— Вот теперь он пошел на принцип, а это значило — всё. В таком состоянии он мог перебодать весь Магистрат во главе с Дремлющим и открыть лбом половину дверей Кордона.

— Да какая тебе разница?! — выкрикнула она в потолок и почти со слезами.

Кристо почесал подбородок. Холдон его знает, какая там разница. Не по-целестийски, наверное, такое. Не по-витязевски. Хотя он же хотел быть наемником, — и ничего, небось, спокойно убивал бы. А сейчас уйти не может, а почему одно подлее другого — и не разобрать. Может, есть что-то такое, вроде Кордона у тебя внутри: ты его хочешь переступить, а он тебе дверью в лобешник.

— Кристо, я тебя прош… — голос у нее опять оборвался. Подняла руку, очень устало махнула, будто отгоняла какую-то тень. — А когда я умру — ты пойдешь?

— Пойду.

Так. По логике если, теперь она должна накинуться на него с пафосными просьбами типа: «Убей меня!»

Но она не просила, только улыбнулась дрожащими губами:

— Кристо… а правда, если прикажешь себе умирать, то можно быстрее?

И, кажется, всерьез решила помирать: губы у нее почернели, глаза совсем потускнели, будто внутри все это время еще оставался какой-то стержень — и вдруг она его сама переломила. Прекратила сопротивляться.

— Кристо?

— Ну?

— Мне на самом деле страшно.

Будто убрали какие-то обручи, которые его стискивали до сих пор. Уф! Девчонка все-таки, а он уже думал, она сама из какого-то камня сделана. И ведь ему положено было растеряться, а он приободрился, почувствовал себя главным.

— Это конечно, — шагнул вперед, только неловко, нога зацепилась за стул. — Я тоже жутко перетрухал. Может, если Нольдиус был бы, так он бы не так…

— Он бы ушел.

Ну да, потому что ясно же — это по-умному. Может, ну ее, взять браслет и в прорыв? Но тут Дара начала приподнимать голову, хватать ртом воздух, и Кристо прихлопнул сомнения. Какие тут сомнения, и так дела есть.

Он стащил пеструю куртку и подложил девушке под голову. Подумал, отойти или нет, подтащил стул, уселся рядом. И не так уж это страшно, только в груди что-то тяжеловато, наверное, в этом подвале мало воздуха. Полоска света переползла с лица Дары на ее руку — тонкие пальцы с обгрызенными ногтями вцепились в край старой тахты. Донесся шепот из темноты — чуть слышный:

— Ты ничего… говори дальше.

Ведь это ж легко — чесать языком об зубы? Но лучше бы он отбыл триста уроищ у Бестии, или нет — триста уроков поэзии у Экстера! Так нет же, сиди почти в полной темноте, городи какие-то глупости, а она там — не поймешь, слышит тебя или уже умерла…

Проверять было страшно. Хотя самому себе он в этом не признавался и разглагольствовал через силу:

— Прыгунки — это еще что. Вот мы с ребятами, когда еще в школе был, раз свалили на пикничок. Ну, так, прогуляться, размяться… так сами не заметили, как вперлись в Минорные Леса. Это недалеко от Кислотницы дело было. Так вот расположились, выпили, закусили, а в нашей компании был один такой Чурбан. Имени даже не помню, ну, неважно. Мозгов в башке — ни грамма, а как хоть каплю спиртного примет — так вообще пропадают, зато силы — завались. И вот он пару бутылок выжрал, поползал по окрестностям, приволакивает камень, огромадный валун. Гляньте, говорит, какой цвет интересный. Ну, посмотрели… оказывается, этот дебил его с колодца смертоносцев спер! И как еще дотащил, и сам колодец был в зарослях… ух, как мы тогда перетряслись…

Раньше у него не получалось говорить одно, а думать другое. Теперь язык болтался вообще без участия мозгов, а в голове по кругу вертелась мысль: на черта согласился на вызов идти? Ладно, Бестия от радости спляшет, когда они тут погибнут, но браслет! Что делать с этой «гидрой», когда Дара перестанет дышать? А-а, искать дверь. Как? Как отбиваться от нежити? Как дождаться второго звена, которое должно быть на подходе?

Эх, жалко, Ковальски сбежал — вот бы кого придушить до конца. Медленно и очень мучительно.

Кристо вдруг понял, что он уже не говорит, хотя когда успел замолчать — не мог припомнить. Дара была еще жива: из темноты доносилось чуть слышное дыхание.