Синие фонари - [12]
— Построиться! — строго приказал старичок. — Порядок прежде всего!
Он выстроил ребят в шеренгу и каждому вручил кулек с конфетами.
Затем, став перед строем и изо всех сил стараясь держаться прямо, напрягая голос так, что вздулись жилы на его тонкой шее, он скомандовал:
— Песню!
Старичок принялся размахивать рукой и отбивать такт ногой, как дирижер полкового оркестра, а мальчики старательно выводили:
С последним словом этой патриотической песни старичок крикнул:
— Отдать честь!
Руки ребят взлетели к головным уборам. Последовала команда:
— Р-разойдись!
Мальчики снова загалдели, покидая холл и на ходу обсуждая свои дела.
В комнате остались лишь старичок и мальчик — по-видимому, Вафик.
В холл вошла Бахийя:
— Папа, сними фрак. Да и Вафику нужно умыться и сменить платье.
Старичок закивал, как послушное дитя:
— Сейчас, сейчас все сделаем.
Взяв мальчика за руку, он исчез с ним в коридоре.
XV
— Извини, пожалуйста, за шумную встречу! Ничего не поделаешь! Дети есть дети! — сказала Бахийя, входя в гостиную.
— О каких извинениях может идти речь! И потом, я очень люблю детей!
— Правда, любишь?
— Конечно! У меня есть маленькие братья и сестры, и я часто с ними вожусь.
— Как я рада это слышать! А теперь пойдем. Чай готов.
— Спасибо.
Мы прошли в столовую. Увидев нарядный стол, уставленный тарелками с сандвичами, пирожками и всякими сладостями, я воскликнул:
— Да у тебя тут настоящий пир! Зачем это?
Она ласково улыбнулась:
— Иначе нельзя. Сегодня ко мне впервые пришел мой жених.
Ее слова были мне приятны.
— Это такая честь для меня! — сказал я.
— Честь?.. — переспросила она с усмешкой. — Такая ли уж?
— А разве не честь быть женихом такой прелестной девушки?
Она подавила вздох и тихо произнесла:
— Какое было бы счастье… если бы я действительно была девушкой…
Желая отвлечь ее от горьких мыслей, я сказал:
— Ты и есть девушка — чудесная Бахийя, а я твой жених. Кто может это отрицать?
— В первую очередь ты сам.
— Но разве в это мгновение мы с тобой не жених и невеста?
— К сожалению, даже это мгновение — иллюзия.
— И все-таки мы не должны упускать таких мгновений. Надо наслаждаться ими, ни о чем не думая. Может быть, мир обмана и иллюзий окажется добрее к нам, чем мир реальный.
— Это ты хорошо сказал! Даже на душе веселее стало! Когда ты говоришь, я чувствую себя школьницей, внимающей словам учителя.
— Я был бы счастлив и горд иметь такую способную ученицу.
Бахийя улыбнулась мне милой приветливой улыбкой, в которой как в зеркале отразилась ее чистая душа.
Затем она стала разливать чай и радушно потчевать меня пирожками и прочими лакомствами.
Некоторое время мы молча поглощали эти вкусные вещи и пили чай, поглядывая друг на друга и улыбаясь.
Но вот в комнату вошел седой старичок, ведя за руку мальчика. Оба они успели переодеться.
Бахийя встала и представила:
— Мой отец — Абдалла-бек.
— Майор Абдалла-бек, — поправил ее старичок.
Бахийя смущенно улыбнулась:
— Да, конечно… майор Абдалла-бек. Извини, пожалуйста, папа! — Затем она указала на меня: — Фахим-бек, точнее — доктор Фахим. Помнишь, я тебе о нем говорила?
Старик подошел ко мне и крепко пожал руку:
— Ваш визит — большая честь для нас, доктор Фахим! Дочь рассказывала о вас много хорошего.
Бахийя обернулась к мальчику:
— А это мой сын Вафик!
— Тут представления излишни, — перебил я ее.
Бахийя рассмеялась:
— Это почему же?
— Потому что он — точная копия своей мамы.
— Как приятно это слышать!
Я подошел к мальчику. Он смотрел на меня очаровательными материнскими глазами. Да, это ее глаза — тот же миндалевидный разрез, тот же обворожительный взгляд. Подняв ребенка, я поцеловал его в лоб. Затем вынул из кармана коробку с красками и протянул ему:
— Это тебе небольшой подарок.
Мальчик стал разглядывать коробочку, глаза его восторженно заблестели:
— Я очень люблю рисовать!
— Ну, вот и отлично!
— Теперь мы с тобой раскрасим кое-что из моих картинок, — сказал дед. — Батальные сцены и портреты национальных героев.
Мы снова заняли свои места за столом. Бахийя была очаровательна в роли хозяйки. Она угощала нас, заранее угадывая малейшее наше желание.
— Дочь еще не рассказала вам, каким образом я стал майором? — спросил меня Абдалла-бек.
Бахийя украдкой бросила на него недовольный взгляд, однако старик сделал вид, будто ничего не заметил…
— Доктор Фахим должен знать, как было дело.
И торопливо продолжал:
— Сам великий Араби-паша[12] присвоил мне это звание, он же собственноручно и прикрепил мне на грудь знак отличия.
Я с удивлением переводил глаза с отца на дочь:
— Да что вы! Как это замечательно!
Дочь смущенно потупилась, Абдалла-бек же с воодушевлением продолжал рассказывать:
— Я сражался в войсках Араби-паши, принимал участие в рукопашных схватках. Добровольцем вступил в партизанский отряд, который истребил массу английских солдат.
Здесь Вафик закричал:
— Дедушка заманил англичан в засаду и всех уничтожил. Мой дедушка — герой. Я люблю его больше всех на свете!
Под названием «арабская литература» подразумевается литература Египта, Ливана, Сирии, Ирака и других арабских стран Ближнего Востока.Советскому читателю известны некоторые образцы классической арабской поэзии и прозы, но он почти не знает современную арабскую литературу, показывающую жизнь народов арабских стран, борьбу арабов за свою свободу и независимость, активное участие простых людей Египта, Сирии, Ливана и Ирака в движении сторонников мира. Страны Арабского Востока, политическая судьба которых в последнее время сложилась по-разному, имеют общий литературный язык — язык художественной литературы, язык театра, кино, газет, журналов и радио.
О Египте, старом и новом, написано множество книг. Путешественники, побывавшие в этой живописной и яркой стране, любили делиться своими впечатлениями и часто издавали книги в ярких обложках с «живописными» названиями: «Улыбка сфинкса над Египтом», «Земля солнечного бога», «Египет — родина волшебства», «Египет — сад аллаха», и т. д.А сейчас перед вами книга о Египте, написанная египетскими писателями, и во всей этой книге вы не встретите ни одного упоминания о пирамидах, или о знаменитых колоссах Мемнона, или о сфинксе, или о прославленной красоте Нильской долины — ни слова о том, что издавна считалось гордостью Египта и привлекало сюда богатых туристов со всего света.Для детей среднего и старшего возраста.
Сборник «Египетские новеллы» составлен из произведений разных писателей — разных и по своему общественному положению, и по возрасту, и по художественной манере. В нем напечатано несколько рассказов старейшего египетского писателя, известного драматурга и новеллиста, действительного члена Египетской Академии Наук — Махмуда Теймура. Его рассказы не только широко известны египетскому или арабскому читателю, они переведены и на европейские языки. И здесь же, рядом с произведениями Махмуда Теймура, опубликованы рассказы молодого писателя Юсуфа Идрис, которому нет и тридцати лет.В «Египетских новеллах» мы найдем не много рассказов с борьбе с колонизаторами.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.