Синие фонари - [11]

— Представляешь, ему еще нет и восьми, а он уже болтает по-английски, по-французски и по-итальянски! Мог бы выбранить меня сразу на трех языках! Если бы ты знал, какой это живой и ласковый ребенок! — И она засмеялась.

— Как бы мне хотелось познакомиться с ним поближе!

— Ты правду говоришь?

— Конечно, я очень люблю способных, смышленых детей.

Ее глаза заблестели:

— Я буду очень рада, если ты с ним познакомишься и подружишься. Увидишь, он даже лучше, чем я его описываю.

— Но где же я с ним встречусь?

Подумав секунду, она предложила:

— Хочешь, я приглашу тебя на чай?

— Туда?!

— Ну да, к нам домой на привокзальную площадь. Туда тебя приглашает Бахийя.

— Насколько я помню, Бахийя угрожала убить меня, если я появлюсь на пороге ее квартиры?

Она ласково погладила мою руку:

— Да покарает Аллах того, кто захочет причинить тебе зло.

— Правда?

— Правда! Итак, я приглашаю тебя в гости завтра к шести.

— Могу я спросить о причине такой удивительной перемены?

— Не знаю… скажу одно — я чувствую к тебе безграничное доверие.

— Благодарю! Постараюсь всегда быть достойным этого доверия, оно мне очень дорого!

— Я представлю тебя как своего жениха.

— Жениха?!

— Ну да. Ведь на ту квартиру ко мне может прийти только мой жених.

— Замечательно!..

— Запомни: я познакомилась с тобой в госпитале, где работаю сестрой. Много работаю, даже ночью. Что касается тебя, то ты проходишь практику в том же госпитале.

— Прекрасно! Значит, я…

— Пока еще не врач. Студент-выпускник.

— Великолепно!

— Итак, познакомились мы в госпитале. И влюбились друг в друга. Ты сделал мне предложение, и мы решили пожениться.

— Совсем как в романе!

— В доме Бахийи ты будешь юношей, воспитанным в старых традициях, весьма скромным, серьезным, может, даже застенчивым, как девушка.

— Я постараюсь как можно лучше сыграть свою новую роль.

— Может быть, тебе не по вкусу роль моего жениха?

— Что ты! Но это ведь только спектакль.

— Хотя бы и так…

— А не кажется ли тебе, что это самый настоящий обман?

Она метнула на меня сердитый взгляд:

— Ради бога, Фахим, не осложняй жизнь. Обойдись на этот раз без философских рассуждений.

Я засмеялся:

— Ты права, не надо ничего осложнять. Не сердись, я сделаю все так, как ты хочешь.

Но она не успокоилась.

— Обман?! — воскликнула она, вскочив. — О каком обмане говоришь ты, умник?

Пристально глядя мне в глаза, она сказала:

— Все мы обманщики, все! Или ты хочешь сказать, что сам никого никогда не обманывал? Ну-ка, скажи! Никогда не лгал, не лицемерил, не притворялся?

— Довольно! Довольно! Признаю́сь — я дьявол в образе человеческом.

Мы рассмеялись. Она прижалась ко мне:

— Ты мое счастье! Любовь моя! Сокровище!

Наши губы слились в страстном поцелуе. Вдруг раздался резкий звонок. Наваим вырвалась из моих объятий и бросилась к двери. На пороге стоял английский офицер. Она встретила его радостной улыбкой. Гордо подняв голову и бросив на офицера взгляд, исполненный презрения, я твердым шагом прошествовал к двери.

Не помню, как я сбежал с лестницы. Гнев и злоба буквально душили меня. «Нет, не пойду к ней на чай, — думал я, — не приму приглашение этой лицемерки. Больше она меня не увидит — ни здесь, ни там… Между нами все кончено… Навсегда».

XIV

Но на следующий день ровно в шесть я стоял у двери ее квартиры на привокзальной площади.

Из-за двери доносились звонкие мальчишеские голоса:

— Слава герою! Да здравствует майор Абдалла-бек — гроза англичан!

Сквозь шум слышался низкий хриплый голос:

— Да здравствует родина! Да здравствует свободный Египет! Долой мандат!

Ребята с энтузиазмом повторяли эти призывы.

В замешательстве стоял я перед дверью, не решаясь нажать кнопку звонка.

Но вот неожиданно дверь отворилась, и на площадку выскочил смуглый парнишка; он по-военному печатал шаг и лихо отдавал честь приятелям. Веселый и возбужденный, побежал он вниз по лестнице, прыгая через ступеньку. Это был мой знакомый — сын бавваба.

Заглянув в холл, я увидал там несколько мальчишек. На головах у них были цветные бумажные шлемы, в руках они держали обнаженные жестяные сабли и национальные флажки.

Появилась Бахийя. Она осторожно пробиралась между мальчиками и уговаривала:

— Потише, ребятки! Поиграли и хватит — вы ведь устали.

Шум и гам постепенно стихли.

Тут Бахийя заметила меня и, слегка смутившись, поспешила навстречу.

— Входи, пожалуйста! Прошу! — сказала она и жестом пригласила меня в холл. — У нас так шумно…

Мальчишки с любопытством уставились на меня, перешептываясь и подмигивая друг другу.

Я наклонился к Бахийе и тихонько сказал ей на ухо:

— Я помешаю им, может, мне прийти в другой раз?

Но она схватила меня за руку и ввела в гостиную:

— Нет, нет! Они уже наигрались. Это все товарищи моего Вафика. Подожди минутку! Я сейчас вернусь.

Она быстро вышла из комнаты. Дверь осталась приоткрытой, и я мог наблюдать за тем, что происходит в холле.

Перед мальчиками появился невысокий сухощавый старичок. Лицо у него было худое, с глубоко запавшим ртом. Он шел старческой походкой, опираясь на трость, стараясь держаться молодцевато, как командир на смотру полка.

Старичок был так мал и так худ, что почти не выделялся среди мальчишек. Все же мне удалось разглядеть, что одет он в поношенный черный фрак. Грудь его украшали самодельные раскрашенные ордена. Ребята запрыгали вокруг него, громко чего-то требуя.