Синие дожди - [71]
Ф и л и п п. Ну, ну, ври, да меру знай. На этого субчика надежи тоже нет.
В а л е р и й. Да с кем же ты, о великий, поплывешь, если у тебя ни на кого надежи нет?
Ф и л и п п (снова рявкнул). Разговорчики! (Двинулся к Гране.)
Г р а н я (спокойно подпускает его к себе). Ты только что не очень лестно отзывался о начальнике Верхнеудинского рейда.
Ф и л и п п. Ну?
Г р а н я. Так я. — его жена.
Ф и л и п п. Жена?.. Ха-ха-ха… За кого ты меня принимаешь? Стал бы Трофим Андреевич жениться на такой…
Г р а н я (выпрямляясь). На какой?!
Ф и л и п п. Фальшивые шурупчики мне в башку не вкручивай!
Г р а н я. Их без того там много. (Протягивает Филиппу фотографию.) С кем я тут? А фамилия моя как? Память не залил окончательно?
Ф и л и п п. Ха… ха… (Ему вовсе не весело. Тяжелая челюсть отвисла.)
Г р а н я. Что? Разве не хочется больше стерлядочки? Разонравилась?
Ф и л и п п. Да… в точности. Я ведь и встречал вас с ним, а вот… Другой вид и речь совсем не та.
Г р а н я. Две жизни за спиной — две и речи.
В а л е р и й. Эх, Ной, Ной…
Ф и л и п п (перестраиваясь на дурашливый лад). Да какой я Ной! По нынешним временам Ной должен быть непременно партийный.
В а л е р и й (с усмешкой). И безусый.
Ф и л и п п. А?
В а л е р и й. Желательно.
Ф и л и п п (Валерию). Вот документики ваши. В сохранности. (Гране.) За намеки разные извините. Все по пьяному делу. Да, заливаю. Случается. Если наблюдение имели, то заметили, наверное. А все почему?
Г р а н я. Почему?
Ф и л и п п. Благоверная-то моя всю получку — себе. Люди! Целую зиму пост! А ведь я мужик! Душа крепости требует!
Г р а н я. Значит, Трофим Андреевич…
Ф и л и п п. Золотой человек! Золотой! Муху зря не обидит!
Г р а н я. Разве я тогда ослышалась?
Ф и л и п п. Ну… с разными людьми по-разному… Иному балбесу ведь ничего в башку не вобьешь, пока на него как следует не гаркнешь.
Г р а н я (вдруг громко). Раскалывайся!
Ф и л и п п. Ха… ха… Кого-то, конечно, и похвалит, и себе, так сказать, под крылышко, а неугодного… (Тряхнул увесистым кулаком.)
Г р а н я. Ясно. И Трофиму Андреевичу почиститься не мешает.
Ф и л и п п. А уж обо мне-то не беспокойтесь. Само собой! Все будет в порядочке! Как вернемся — в баньку, в парикмахерскую. И усы, коли таково требование масс, сбреем!
В а л е р и й (Гране). Все понял…
Ф и л и п п. Да нет, не все… (Настороженно и даже хитровато.) Зачем же вы с нами-то пустились в путь? А? Предположим, вас направили меня контролировать… (С недоверием качает головой.) Выходит, романтика?
Г р а н я. Угадал.
Ф и л и п п. Ха… ха-ха… Это хорошо. Воздух, птички… Значит, так все и обскажете, как здесь было?
Г р а н я. Да.
Ф и л и п п. И про то Трофим Андреевич узнает, с чем вы тут романтику совмещаете? Или у вас, как говорится, любовь?
Г р а н я. А ты как думал?.. Любовь — это грубо схватить да подмять? Любовь — это как награда человеку дается. Вот живет на свете человек — не по-скотски. Не расслаб, как тюфяк. Сильный, добрый. Каждый миг о других думает. Жизнью рискует ради них. И вот такого человека невозможно не полюбить!
Ф и л и п п. Да за что же, не пойму, Трофиму Андреевичу такая обида? Он мужик тоже, кажись, в самой поре, а вы… кажинную весну так или…
Граня резко и совсем не по-женски ударила его по лицу.
(Злобно.) Уважаю.
В а л е р и й (защищая ее собой). Поймите одно: вас и вам подобных будут бить сейчас раз за разом. Такая уж волна катится над землей. Бить до тех пор, пока всю подлость не выколотят. Пока проблески человеческие в глазах не появятся.
Ф и л и п п (тем оке тоном). Уважаю.
Медленно и устало — с разных сторон из-за домика — выходят И г н а т и Н е л л и.
В а л е р и й. Неля! (Бросается к ней. Обнял.) Жива, жива! Ничего не говори! Сядь. Отдохни. Ты жива, жива! А это главное! (Целует ей руки.) Неля… Час назад ты для меня была совсем другой… Я не любил тебя так, как люблю сейчас, Неля…
Граня подходит к Игнату, который стоит одиноко.
И г н а т. На середину жизни его вывел, а он… с вором в кусты.
Г р а н я. Игнатушка…
Ф и л и п п. Выходит, не поймали… Что же теперь будет? Что будет? (Уходит.)
И г н а т (поднял гимнастерку). Мать хранила, ни единой ниточки не источено, в дорогу дала, а он… В ноги, точно тряпку, швырнул…
Г р а н я. Игнатушка! (Крепко прижала его голову к себе.) Игнатушка!
И г н а т (перевел на нее взгляд). Ты что?
Г р а н я. Я ведь теперь от тебя никуда! Ты домой — и я за тобой! Поселюсь рядом! По сто раз на день буду нарочно встречаться. И пускай меня срамят, корят где угодно… а я… по сто раз мимо твоего дома!
И г н а т (взял ее за руку). Зачем же мимо-то?.. Ты зайди. Рады будем.
Г р а н я. А она?.. Неужели так уверена в тебе, что и страха не будет?.. А ты?
И г н а т. Уж очень ты на нее похожа. В войну… вот так же, вроде бы случайно, встретились, а…
Граня вдруг крепко прижала ладони к глазам.
Ну что ты? Ну что ты?
Г р а н я. Никогда!.. Никогда я еще не понимала, что такое несчастье… Даже в тот день, когда узнала, что тот не вернется… Все верила, это первая любовь, почти детская, и забудется… Еще встречу! Еще встречу! И вот…
Игнат отнял ее ладони и целует Граню в лоб, в щеки, в глаза, как целовал бы плачущего ребенка. На миг счастьем озарилось ее лицо. Граня прильнула к нему долгим поцелуем, затем, точно вырвавшись, отбежала к домику и прижалась к нему спиной.