Синее железо - [10]

Когда заговорил шаньюй, лицо его по-прежнему ничего не выражало, только круто изломилась бровь:

— Мой верный Забар-хан! Я был обрадован твоими словами. Ты зажал свое сердце в кулак и сказал, как мужчина. Но слышал я и другие речи. Я слышал, как трое глупцов советовали отдать кипчакам пастбища. Что есть земля? — Голос шаньюя загремел: — Это не конь и не баба! Земля есть основание государства! И посоветовать отдать ее равносильно предательству. Вы, трое, ступайте вон и никогда не попадайтесь мне на глаза!

Трое каганов, испуганно пятясь, исчезли за пологом. Остальные смотрели на шаньюя, пораженные его великодушием. Один только гудухэу Ильменгир знал, что эти трое далеко не уедут. Завтра они будут лежать в степи с переломанными хребтами, и в их обезумевших от боли глазах застынет синее степное небо. Шаньюй умел наживать врагов, но, мертвые, они были не опасны.

* * *

Пир затянулся до полуночи. Разомлевшие гости уже едва сидели на коврах, а слуги все приносили и приносили новые Яства, одно другого диковинней. На овальных золотых блюдах подавались жареные языки куланов[33], воловьи глаза в сливках, налимья печенка с подливой из винных ягод, дикие утки, нашпигованные моченой брусникой, матовые круги свежего овечьего сыра, из срезов которого выглядывали красные глазки перца, жаркого, как огонь; грудами лежали исполинские таймени и осетры, запеченные в тесте; в огромных фарфоровых вазах тускло сияли оранжевые шары апельсинов, золотились финики и орехи, залитые медом, и неземные запахи источали всевозможные печенья, тающие во рту. Даже сладкий лед[34], привезенный из сказочной Индии, можно было есть сколько захочешь!

Все это небывалое обилие еды запивалось не меньшим количеством вина. То и дело раздавались крики:

— Мальчик, пошевеливайся, а то я пощекочу твою лень острием меча!

— Эй, виночерпий! Моя чаша пуста, как высохший колодец! '

И Ант бежал на зов, на ходу открывая серебряные кувшины, запечатанные смолой. Кувшины эти, как и редкостные яства, прибыли с расторопными гонцами из всех углов земли: из Китая, Хорезма, Туркестана и Индии.

Гости шумели и громко похвалялись друг перед другом своими военными набегами и богатством, награбленным в чужих краях. Шаньюй молча наблюдал за ними. Он много пил, но взгляд его оставался по-прежнему зорким и ясным;

Пальцем шаньюй подозвал к себе Забар-хана и сказал ласково:

— Ты ничего не ешь и не пьешь, мой верный воин, и лицо у тебя словно зимнее небо.

- Да, шаньюй. Гнев грызет мою печень, когда я думаю, как будет насмехаться надо мною кипчак.

— Я обещаю тебе, Забар-хан: ты вернешь своего коня и жену через три луны. А сейчас отдай их и скажи кипчаку, что о пастбищах ты подумаешь. Когда мы вернемся из похода, я дам тебе пять тысяч отборных латников, и ты обратишь землю кипчака в пустыню. Все их женщины станут твоими рабынями, а шкурой подлого мятежника ты покроешь своего аргамака! Чтобы получить все, нужно жертвовать малым. Стерпи.

Шаньюй за руку притянул к себе Забар-хана и потерся щекой о его щеку[35]. Забар-хан вспыхнул и тихо сказал:

— Не только жену и коня, я отдам за тебя свою жизнь, величайший!

Сзади к шаньюю неслышно подошел Ильменгир и что-то стал нашептывать на ухо. Лицо шаньюя выразило сначала недоверие, потом любопытство. Он сказал:

— Хорошо. Приведи его сюда.

Ильменгир ненадолго вышел и вернулся с пожилым плешивым китайцем, одетым в голубой кафтан. Китаец подполз на коленях к шаньюю и упал ниц, поцеловав ковер,

— Кто ты и откуда? — спросил шаньюй, и шум вокруг мгновенно утих. Каганы, оставив вино, с интересом разглядывали перебежчика.

— Я Нйе И, младший командир из города Май, о могучий и справедливейший! — заговорил китаец, прикрывая рукой глаза словно от нестерпимого света.

— Убери руку. Зачем ты пришел в наши степи?

— Чтобы служить тебе, храбрейшему из всех живущих полководцев!

— А что заставило тебя перебежать к нам? — Шаньюй подался вперед, врезаясь взглядом в глаза китайца, но тот выдержал взгляд.

— Обида и жажда мести, великий государь, — вот причины. Я служил императору много лет, и ни один из врагов не видел моей спины. А пять дней назад мой начальник приказал дать мне тридцать ударов палкой по пяткам.

— За что?

— Только за то, светлейший, что я непочтительно отозвался о его племяннике, пьянице и распутнике.

Китаец умолк, ожидая дальнейших расспросов. Но шаньюй молчал. Тогда заговорил Ильменгир:

— Как же ты думаешь отомстить своему начальнику?

— Я могу провести отряды Непобедимого к городу и открою крепостные ворота. Стража на моей стороне. Она только и ждет, чтобы перейти в храброе хуннуское войско[36].

— А сколько войска у императора и где оно стоит?

— Оно расположилось лагерем у стен Шо-фана, и воинов в нем столько, сколько волос на голове.

— На чьей голове, на твоей? — без улыбки спросил вдруг шаньюй, глядя на лысую макушку перебежчика.

Нйе И смутился и ничего не ответил. Лицо его было бледным.

— Ступай, — сказал ему Ильменгир. — Утром мы еще поговорим.

— Когда китаец исчез, шаньюй повернулся к советнику и резко заговорил:

— Я не люблю людей, которые из-за личной обиды идут на предательство и предлагают врагам разграбить родной город. И я не очень доверяю этому молодцу. Послушавшись его, мы можем нарваться на засаду