Синее на желтом - [97]

— Меня это не касается. Я ведь все по правилам.

— Знаю. Но больно уж хороший щен. Такого на улицу никто не выгонит. Ручаюсь, сам сбежал.

— Не знаю, — пожал плечами Грачев. — Сбежал, так сбежал. Откуда мне это известно?

— Понятно. Вам, конечно, не известно, — неохотно согласился Семенков. — Но только искать будут. Ручаюсь — будут искать. Со слезами.

— А чего уж… Не углядели, так и плакать нечего. За собакой пригляд нужен. Кто хочет собаку при доме держать, тот за ней в оба смотрит.

— Вы, как всегда, правы, — усмехнулся инспектор, — только щенок тут ни при чем. Он маленький еще.

— А чего же он по улицам бегает, раз маленький.

— Ну и пусть бегает. Кому он мешает. Наоборот. Согласитесь, Егор Семенович, это ведь глазу приятно, когда видишь на улице забавного, игривого щенка.

— Странно вы рассуждаете, Николай Павлович. Что значит — пусть бегает. И что значит — не мешает. Вам не мешает — другим мешает. Порядку мешает — вот что! Хм! Пусть бегает! Вам легко говорить. А какой же тогда порядок будет, товарищ лейтенант. Заранее могу сказать: полный беспорядок будет. А с кого спросят тогда? С меня спросят. И с вас, конечно, товарищ инспектор.

— Спросят — отвечу. А почему вы все-таки взяли щенка? Он что, укусил кого-нибудь?

— Этого я не знаю, Николай Павлович, и врать не буду.

— Значит, он просто бегал, просто гулял?

— А какое это значение имеет. Гулял — не гулял. Просто бегал — или не просто. Укусил — не укусил. Сегодня не укусил — завтра укусит.

— Вы уверены, что укусит?

— Обязательно, — сказал Егор Семенович. — Раз у него зубы есть, значит, обязательно кусаться будет. Потому и провожу профилактику, чтобы уже не кусались.

— Профилактику?

Егор Семенович никак не думал, что это привычное служебное слово может так не понравиться инспектору. Человека не просто передернуло, а даже как-то перекосило беднягу. Чудак-человек! Егору Семеновичу этим словом уши прожужжали. А разве Семенков у себя в милиции его не слышал? Тысячи раз, наверное, слышал. Так чего же он?

— Вот именно профилактику, — сказал Егор Семенович. — А что? Слово как слово, обыкновенное.

— Для кого оно обыкновенное, а для бедного щенка — петля.

— Петля, — согласился Егор Семенович. — Это факт, что петля. Но все по инструкции, товарищ лейтенант.

— Ну что ж, раз по инструкции… — Семенков развел руками. — Не смею вмешиваться в ваши служебные дела. Вам виднее.

— Виднее, — подтвердил Грачев. Ему не нравился этот разговор. Что-то придираться стал инспектор. Вопросы задает — будто допрашивает. Наговорил кто? Бывает. Попадешь интригану на язык, в два счета очернит. Ну и пусть. Мне-то что? Я свое дело знаю — не подкопаешься. А раз так, я кого хошь мигом в чувство приведу. Даже инспектора, хоть он и хороший человек.

И Егор Семенович во всеоружии незыблемой своей правоты тут же с ходу атаковал инспектора. Чтобы не забывал, с кем разговаривает.

— А я тут одну подозрительную словил, — сказал Егор Семенович.

— Да ну? На моем участке?

— На вашем.

— Этого еще не хватало, — встревожился Семенков.

— Правда, еще неизвестно, еще пока проверяют, — поспешил успокоить его Грачев, вполне насладившись своей маленькой местью. — Еще, может, и не бешеная.

— Просто проклятие какое-то, — пожаловался Семенков. — Стоит мне уехать, обязательно что-нибудь случится.

— Жизнь это. Мы уезжаем, а она себе идет, — сказал Егор Семенович. — А вас долго чего-то не было. Санаторничали?

— Какой там! Госэкзамен сдавал. Можете меня поздравить, Егор Семенович, с окончанием института.

— Ну и молодец, — искренне обрадовался Егор Семенович. А почему бы не порадоваться за хорошего человека? Экзамены сдать — это вам не семечки щелкать. Егор Семенович знал толк в таких делах. Сам сына на инженера выучил.

— Теперь причитается с вас, не отвертитесь, Николай Павлович.

— Пожалуйста, когда угодно, — заметно смутился Семенков. Должно быть, последние дни ему осточертело слышать это «причитается». Не только слышать — разорился, наверное, человек. Есть такие, что не отстанут. «Раз причитается, выставляй». Егор Семенович не такой: другу-приятелю выставить при случае не поскупится, а сам не любит на шармачка. Ни за что не станет за сто граммов самостоятельность свою ронять.

— Шучу, шучу, — сказал Егор Семенович. — Вы мне лучше скажите, когда ж вы успели? Не соображу: все время на посту человек, на службе.

— А я потихонечку, Егор Семенович, не спеша.

— Ишь ты! Хитер! Потихонечку, полегонечку, а потом раз-два — и в дамки.

— Не совсем так, шесть годков все-таки ухлопано.

— А вы об этих годах не жалейте, Николай Павлович. Дело того стоит. Да и окупится все потом, раз вы еще молодой. Теперь, поди вас, быстренько по службе продвинут.

— Не уверен. Я же не по профилю учился. У нас профиль юридический, а я педагогический кончил.

— Чего же вы так?

— Да так… Больше для души.

«Экий же ты! — огорчился Егор Семенович. — Нет, этот далеко не пойдет, пружинка, видать, слабовата. Ему бы моего Григория характер. Силен мой сынок. Ухватистый. Без году неделя инженер, а уже начальником в тресте. Так и прет наверх, так и прет».

Егор Семенович, конечно, гордится Григорием, радуется его успехам. Он хороший, уважительный сын — ничего не скажешь. Но если по правде, по большому счету если, Егору Семеновичу больше нравятся вот такие люди, как этот милицейский лейтенант. Невидные и негромкие будто, звезд с неба не хватают, и сами не блескучие, не шибко преуспевающие, словом, но зато опористые, надежные. Тянется сердце Грачева к таким, и ему понятно, почему тянется: потому что сам я такой — бескорыстный. Только я уже в годах, а лейтенант человек молодой, наверное, снится ему по ночам еще одна серебряная звездочка на погонах. Ну и что? Какой в том грех? Не сидеть же ему весь свой век в участковых. Раз достоин, пусть выдвигают, людям от этого только польза будет.