Синее на желтом - [82]

Логинов сказал тогда примерно следующее: театр такой воз, что его все время надо тащить, театру движение нужно, безостановочное, не то он так увязнет, так забуксует всеми колесами, что его и с места не сдвинешь.

Верно вы тогда сказали, уважаемый Аркадий Васильевич, не возражаю. Ну и тащите себе на здоровье свой воз — надо надеяться, что силы и упрямства у вас для этого хватит. А я, Демин, буду тащить свой, предназначенный мне, самолично избранный, суженый, сужденный — свой возок… Да, да, возок, а не воз — я свои масштабы и свои силы не преувеличиваю. Чужой не потяну, а свой дотяну до конца. Благо и к хомуту за долгие годы привык — шею не давит.

Вот здесь как раз, на этом самом месте, Демин чуть притормозил, чуть приостановил скоростной обратный ход своих сегодняшних мыслей.

А ведь это полная капитуляция, сказал самому себе Демин. Неужели ты так запросто, даже пальцем не шевельнув, уступишь Логинову? А ведь ты можешь, ты вправе с ним побороться. И у тебя есть шансы, и немалые шансы, если подумать… И в театре, и в городе найдутся люди, которые охотно поддержат тебя в твоей борьбе. Только захоти бороться! Бороться? Ради чего? Ну хотя бы ради того, чтобы женщина с синими глазами сказала тебе «да»… Ну, это ты шутишь, брат! Никогда она тебе не скажет «да». Хоть сто Логиновых ты поборешь, все равно не скажет. Синие глаза это, брат, миф, химера, это, как говорят, «голубая мечта»… А мечтать можно и не будучи Главным.

…Человек стоял перед бульдогами со знаками своей власти над ними в руках и молчал. И даже не глядел на них. И собаки решились напомнить о себе человеку. Корноухий громко и басовито кашлянул «Кха! Кха!», а робкий братец его вежливо и тонко тявкнул.

Демин посмотрел на бульдогов и поежился, словно его холодом обдало.

Нет, нет, ни за какие коврижки он не станет бороться с Логиновым! Ну зачем? Ну на кой черт Демину сдалась эта должность Главного, да еще в придачу с этими безобразными бульдогами!

Отвратительными бульдогами. Омерзительными.

И когда Демин, повторяя эти ругательные слова, разжег в себе настоящую ненависть к бульдогам, ему самому стало казаться, будто и бульдоги тоже ненавидят его. Люто ненавидят. И вот-вот бросятся на него. Свирепый корноухий вцепится клыками в глотку, а робкий братец его бросится сзади на плечи…

— Да пропадите вы пропадом!

Демин швырнул на землю поводки и, попятившись, медленно — нельзя резко, а то бульдоги тут же нападут — повернулся и, едва удерживаясь, чтобы не побежать, — нельзя, нельзя бежать, Демин слышал от кого-то, что от собак ни в коем случае не следует убегать, — пошел в сторону магистрали. Пройдя шагов двадцать, Демин осторожно оглянулся. Собаки сидели там же, где он их оставил. Похоже, что они и не собираются нападать на Демина. Да, пожалуй, это явная чепушина, зачем им на меня нападать, — подумал Демин. И тем не менее, только выйдя на магистраль, он почувствовал себя в полной безопасности — здесь было многолюдно, на перекрестке стоял вооруженный жезлом и пистолетом милиционер, а уж ему-то известно, как поступать с безнадзорными и, может, даже бешеными собаками. У милиционеров, несомненно, есть самые точные инструкции на этот случай.

Демин вытер взмокшую шею и облизнул пересохшие губы. «Чаю бы», — подумал он и направился к дверям той самой бутербродной, куда собирался было пригласить на «дружеский завтрак» враждебных ему теперь бульдогов.

А бульдоги… Некоторое время они терпеливо ждали окрика, словесной или бессловесной команды и, сообразив, наконец, что не дождутся, переглянулись, вздохнули, и, подхватив с земли поводки, мелкой, арестантской рысцой вразвалку побежали прочь от дома, с которым их уже ничто не связывало, за новым своим хозяином, от которого исходили знакомые им еще по прежней жизни запахи страха, одиночества, близкой смерти.

Кстати, бульдогов звали так: Шкворень и Гвоздь. Шкворнем звался корноухий. Забавные клички, ничего не скажешь.

Тбилиси, 1971—72 гг.

Обида Егора Грачева

1

Принц и Чемберлен познакомились у пивной палатки. Произошло это однажды утром, а точнее сказать, в 6 часов 30 минут, ровно за полчаса до начала рабочего дня, в нашем полукурортном, полутрудовом приморском городе.

По правилам, пивная палатка должна открываться в восемь. Но писаные правила, к сожалению, не всегда учитывают разнообразные интересы и вкусы людей. Одному утром подавай чай, другому — кофе или молоко, один удовлетворится стаканом чистой воды, а иному до зарезу необходим стакан водки. А вот некоторые клиенты продавщицы Клавдии Петровны любят, например, спозаранку освежаться пивом. Сама Клавдия Петровна к пиву равнодушна. Ну, еще в жару, если полбокала для утоления жажды, то еще можно. Но чтобы утром, натощак! Фу! Даже бесплатно, и то не стала бы его пить. Мужики дуют его по утрам скорее всего по дурости. Они в таких делах смурные, наши мужики, до того разбалованные, чертяки, просто беда. Но пиво что — оно как будто не вредное, а то ведь всякую отраву глушат. В трудное время, бывало, даже политурой и денатуратом не брезговали. На этикетке череп и кости, а ему хоть бы хны, насосется, дурень, и счастлив.