Синее на желтом - [84]

Я разглядывал дом за зеленым забором много раз и до сих пор не пойму, для какой надобности водрузили на доме причудливую башенку, изукрашенную всякими завитушками. Труба не труба, дым из нее ни разу не шел, и для жилья она как будто не подходит — всего метра полтора в высоту и не более метра в ширину. На голубятню тоже не похожа — голубей сразу увидишь, — голубь птица летающая, а потому заметная. Так, может, это кладовая для хранения запасов? Но говорят, что под домом есть бетонированный подвал, оборудованный по последнему слову техники, да еще на всякий случай приспособленный под бомбоубежище. Словом, гадал я, гадал, как вдруг возникло предположение, что башенка эта не что иное, как домашний карцер, в который за всякие семейные прегрешения муж и жена сажают друг друга. Суп пересолила — марш на два часа в карцер! В сердцах обозвал жену дурой — три часа стоячего ареста в этой самой башенке-карцере, где ни сесть, ни лечь. Так они и воспитывают друг друга карцером — сегодня муж жену, а завтра — жена мужа. А больше им воспитывать некого — власти не дано, да и властвовать не над кем, потому что дом с башенкой населяют всего два человека: хозяин Базанов и хозяйка Базанова.

Впрочем, все это насчет карцера только предположение. И не очень серьезное. Более того — шуточное. Ну а если говорить всерьез, то почему не предположить, что Базанов соорудил эту башенку для красоты. Сомневаетесь? Считаете, что башенка и некрасива, и бесполезна? Ну что ж, дело ваше, можете думать, как вам угодно, только, ради бога, не говорите об этом Базанову. Он искренне возмутится и начнет глушить вас железными истинами. Вот такими, например: не суйся в воду, не зная броду. Не там ищете пользу, где ее следует искать. Не все красивое полезно, не все полезное — красиво. И так далее, и тому подобное. У Базанова запас таких опробованных формулировочек неисчерпаем. А когда вы окончательно обалдеете от всей этой премудрости, он, иронически усмехаясь, задаст вам давно придуманные вопросы. Примерно вот такие: откуда вы знаете, что красиво и что некрасиво? Каким точным электронным инструментом вы это установили? Молчите? То-то же. А какой, скажите, счетной электронной машиной подсчитан коэффициент полезного воздействия красоты на человека? Опять молчите? Нечего сказать? Значит, нечего и лезть со старорежимным аршином в такие тонкие дела. Ясно?

Ну а если вы все же попытаетесь, едва ворочая языком, робко возразить Базанову, если промямлите ему что-нибудь о том, что человечество выработало для себя критерии красоты и пользы, он презрительно фыркнет и, уже не скрывая раздражения, скажет:

«Человечество! А я, по-вашему, из обезьяньего племени? Я и есть человек. Примите это к сведению. И кроме того, учтите, я человек с характером, твердых убеждений. Что знаю, то знаю, и если верю, то уж верю. Режь меня, жги меня — не уступлю. Вы говорите — некрасиво, а я утверждаю — красиво. Потому что красоту эту я своими руками создал, на свои кровные денежки. Последние сбережения ухлопал. И никому не позволю на нее посягать. Никому. Ясно?»

Ясно, конечно.

Нет, не будем лучше спорить с Базановым. И тем более на этих страницах, потому что мое сочинение, слава аллаху, не полемический трактат по эстетике, а повесть — незатейливая, в меру забавная и в меру грустная история из обыденной жизни, к тому же рассказанная в полушутливом тоне, чтобы, упаси бог, кто-нибудь не вздумал придать ей чересчур серьезное значение. И поэтому давайте лучше двинемся дальше. А дальше, то есть рядом с домом супругов Базановых, шагах в десяти от него, стоит такой же чудо-домик. Только размером поменьше. Не знаю, право, во сколько раз уменьшенный — не мерил. А так в остальном точная копия большого дома, базановского. Точнейшая копия, минус башенка. Должно быть, тут на башенку у строителей не хватило терпения. Или материала. Ну да черт с ней, и так здорово. В обиходе такое сооружение называется собачьей конурой, но язык не поворачивается назвать конурой такую неописуемую красоту. Помилуй бог, какая же это конура? Это вилла, дворец, замок. Посмотришь — невольно позавидуешь: сам бы жил, да вот квадратура не позволяет. И еще, конечно, гордость. Нельзя все же человеку завидовать собачьей жизни и собачьему жилью. Даже такому роскошному. Недостойно.

Маленький роскошный дворец этот предназначен для Принца и его родительницы Альмы. Но Альме эта роскошь нужна, скажем, как пятая нога. Принц еще иногда пользуется жильем. Молодой, он не прочь понежиться на мягкой, чуть-чуть попахивающей дустом войлочной подстилке. На ней так сладко спится. Но родительнице Принца, Альме, нежиться некогда. И спать ей тоже некогда. Неизвестно, спит ли она вообще. Разве только прикорнет на несколько минут, придавленная к земле безмерной усталостью. Так какой же это сон — один глаз открыт — приглядывается, уши нервно подрагивают — прислушиваются. И чуть где что шелохнется или мелькнет, Альма уже на ногах. Какой же это сон! И так вот день и ночь, месяц за месяцем, год за годом, зимой и летом, весной и осенью, в мороз и в зной, в дождь и в снегопад. Неустанно. Неусыпно. Без выходных и отпусков. Потому что Альма сторожевая собака. Ее обязанность охранять базановское добро. А добра этого столько, что его ни в какой книге не опишешь — даже в бухгалтерской. Поэтому перечислим только главные объекты: дом с башенкой, сверху донизу набитый всяким дорогим барахлом; сад на сто с лишним корней: ягодник — недоступный пока, как внесолнечная галактика, мечта всех мальчишек Синопской улицы; птичник, где в тесноте и в обиде живут куры, утки, гуси, цесарки и два петуха — обыкновенный и индейский; и гараж, в котором, бесполезно старея от скуки, стоит еще необъезженный, еще не познавший скорость двухцветный «Москвич».