Синее на желтом - [12]

Шрифт
Интервал

«Бывает!»

Но что другое я мог ему сказать?

Сказать, что такое с младшими лейтенантами бывает только в дни затишья? Да зачем это знать новичку. Факт, конечно, остается фактом, куда от него денешься: в период боев на младших лейтенантов спрос великий, места для них освобождаются тогда не просто часто, а ужасающе часто, так что только подавай младших лейтенантов… И все же лучше будет, если младший лейтенант Топорков сам узнает об этом, когда придет время. Я хоть и репортер, но такой информацией предпочитаю не заниматься. И я сказал:

— Нам с тобой по пути, Топорков. Армейские кадровики с нами в одной столовой едят, из одного военторговского котла. Соседи мы с ними.

— Вот и ладно, — сказал Топорков, но это не значило вовсе, что он сколько-нибудь обрадовался такому замечательному попутчику. Чего не было, того не было, а было другое — важное, главное: — Мне бы к началу занятий попасть» А то и сегодня ничего не решат. — Он даже вздохнул не таясь, так ему хотелось, чтобы уже сегодня все решилось. Безотлагательно.

— Торопишься?

— Как тебе сказать… Я вообще не из торопливых. Но болтаться без дела противно. И сам понимаешь — не время.

— Я тоже так думаю — не время, — подтвердил я. — И если хочешь знать, я тоже спешу. У меня срочный материал. В номер. Я, правда, не беспокоюсь, материал что надо, но все равно, чем раньше сдашь, тем лучше. Ну а раз мы оба так торопимся, то нам гораздо выгоднее потопать пешочком. Машина, конечно, заманчивая штука, но я лично не советую связываться с этим свиновозом. В такие закоулки завезет, откуда ни тпру ни ну. Так до самого вечера и прокатаешься в обнимку с чушками, пятачок к пятачку. А это, я тебе скажу, удовольствие ниже среднего — измазюкаешься весь.

Топорков не сразу понял, почему я так горячо и многословно отговариваю его от поездки на машине, а когда понял, неуверенно возразил:

— Они, по-моему, чистые.

— Чистые они только на сковородке и в котле. Нет уж, с ними не поеду. У нас тут правильно говорят: лучше хорошо идти, чем плохо ехать.

Топорков улыбнулся.

— Интересно, — сказал он, и я увидел, что ему действительно интересно. — А я, понимаешь, думал, что ехать всегда лучше.

— Не всегда. Ну как, потопали, Топорков?

— Потопали.

— Тогда одну минуточку. — Я достал из-под полушубка планшет, чтобы на карте своей уточнить с местными товарищами маршрут, все ж таки я тут у них впервые. Заблудиться, понятно, не заблужусь, но предстояла нам прогулка не по дачной местности, — здесь фронт, здесь поблизости передовая, а это ее ближайшие тылы. И, кроме того, я уже привык сверяться с картой. А приучили меня к ней не столько в части, когда я командовал взводом, — понятно, и тогда я пользовался картой, а как же без нее, — сколько уже в редакции. В редакции у нас был настоящий культ карты, и создал его начальник боевого отдела капитан Добряков. Придет в отдел литсотрудник перед выездом в часть, и капитан, прежде чем дать ему задание, требует: «Карту!» Без карты Добряков с нашим братом о делах разговаривать не станет, потому что он кадровый военный, капитан Добряков, академик он, и мы все еще видимся ему этакими дилетантами, которых он обязан, и по долгу службы и по совести обязан, превратить в настоящих военных. И это, надо сказать, капитану (не без помощи самой войны, понятно) неплохо удается — спасибо ему, подтянул он нас основательно, и, в частности, как видите, пристрастил меня к карте так, что я без нее уже ни шагу.

…Как и следовало ожидать, местные товарищи (а в кратком совещании у карты приняли участие два кашевара, водитель грузовика и тот, который принимал у него кабанчиков, — свинопас или свинобой, уж не знаю, как его назвать), даже не глянув на мою карту, все мигом прояснили и сказали нам:

— Идти вам, товарищи командиры, все степью и степью и все прямо и прямо, чтоб заход за спиной, а солнце перед глазами. Солнце себе чуть в сторону свернет, а вы никуда не сворачивайте — идите. Сначала вам встретится один проселок, а немного погодя и второй. Только вы на эти проселки не надейтесь: по ним давно машины не ходят — запрещено. Зато как до грейдера дойдете — там движение.

Тут я совещание у карты прекратил — что там у грейдера, на грейдере и за грейдером, я и сам знаю. И поездил я там, и на брюхе поползал — по обстановке — вполне достаточно, чтобы познакомиться. А вот проселки мне эти не знакомы. Слышать о них слышал, а видеть не видел. То есть в натуре не видел, а на карте мне их вчера показал капитан Добряков. Тупым концом карандаша капитан обвел оба проселка (никаких пометок на наших картах. Никаких. Мы корреспонденты-бродяги, шляемся в одиночку где попало, и мало ли что…) и предупредил:

— Если попадете в эти места — в подразделения не заходите. Это не наши войска — они соседней армии. Ну ладно, ладно, не обижайтесь. Медведев, я же вас уже изучил, вы до материала все жадны, у первого встречного готовы взять интервью. Вот я и советую: здесь, пожалуйста, не соблазняйтесь. А то соблазнитесь, проскочит такой материал в газету и… позор. Засмеют нас. Скажут — с чужого стола крохи подбирают. Вам все ясно, Медведев?

Мне не все было ясно. Не ясно мне было, например, почему капитан Добряков, человек как будто неплохой, с таким недоверием относится к нам — литсотрудникам. Спросить его? Нет, лучше не нужно, спросишь и что-нибудь совсем уже обидное услышишь. Редактор наш, старший батальонный комиссар Новиков, умница, каких мало, сказал на днях Добрякову (кстати, редактор наш, как и Добряков, кадровый военный, в Красной Армии товарищ Новиков с 1918 года) не то в шутку, не то всерьез: «Вот все жду я, капитан, что вы меня щелкопером назовете». А капитан все в чистую шутку превратил, рассмеялся, развел руками: «Ну что вы, товарищ старший батальонный комиссар! Как я вам посмею такое сказать!» Вслух, конечно, не скажет, не посмеет, а про себя — кто ему запретит.


Еще от автора Эммануил Абрамович Фейгин
Здравствуй, Чапичев!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.