Синее чудовище - [6]

Тарталья. Ну, положим, это пустяки. Я этому не верю ни на грош.

Панталоне. Как не веришь? Дочка уличной торговки и сама уличная торговка, проданная в первый раз за полскудо, стала царицей Нанкина!

Тарталья. Не верю, потому что сейчас философский век. Я удивляюсь слабости Фанфура; но он слюнявый старикашка, и, когда рядом с ним находится молодая, красивая бабенка, хитрая, как черт, ему кажется, что он ее не достоин и что она всегда будет водить его за нос. В Неаполе я видел тысячи таких случаев!

Панталоне. Но он чересчур ослеплен, мой друг! Является эта злополучная Смеральдина; по всему видно, что порядочная девушка. Фанфур хочет ее взять к ней в прислужницы; так нет, она этого не желает и требует, чтобы он положил записку с ее именем в урну; и что же? Он слушается ее. У нее есть несколько рабынь, всегда закутанных в густое покрывало; а походка у них такая, что я боюсь, Тарталья, нет ли под этими покрывалами усов.

Тарталья. И я готов в этом поклясться. Но что сказать о другой его слабости? Приходит этот шут-арапчонок по прозванию Труффальдино; он нравится и синьоре Гулинди, и Фанфуру и немедленно принят на службу к синьоре Гулинди. А он сущий дьявол! Ничего не знаю, ничего не понимаю, ничего не могу сказать.

Панталоне. Эх, есть дела гораздо хуже. Каких-нибудь два часа назад появился тут некий синьор Ахмет: красавец юноша, который выдает себя за знатного вельможу, изгнанного из Грузии. А на самом деле он, наверное, какой-нибудь проходимец, шарлатан и искатель приключений, но он по вкусу синьоре Гулинди, и Фанфур сейчас же: «Будешь служить пажом синьоре Гулинди!» Мордочка у него, как у Купидона. Честное слово венецианца: он красив до того, что каменные столбы и те могли бы в него влюбиться… Просто невообразимо, да и только. Ну, не думаешь ли ты, Тарталья, что Фанфур в сорок раз добрее, чем следует?

Тарталья. Ты шутишь, Панталоне. Он назначил к ней в пажи этого хорошенького франтика? О сумасшедший Фанфур! О Фанфур! Рогатая скотина! (Уходит.)

Панталоне. Вот именно. Таков он и есть. А у нас за спиной – и Синее Чудовище, и Заколдованный Рыцарь, и Семиглавая Гидра, и надо держать ее в руках!.. Надо держать ее в руках! (Уходит.)

Явление IV

Роскошный покой Гулинди.

Фанфур плачет, Гулинди, одетая соблазнительно, но с требуемой в театре благопристойностью, сидит рядом с ним на подушках.

Гулинди

Мой дорогой супруг, не плачь так горько.

(В сторону.)

Ахмет, настанет миг, и я тебе

Всецело страсть моей души тебе открою.

Фанфур

Ах, Гулинди! Ведь старость – тяжкий гнет;

А эти постоянные страданья

Меня лишают сил.

Гулинди

                Супруг мой кроткий,

Меня же эти слезы сил лишают

Тебя утешить. Ах! Как сердце сжалось!

Мне дурно.

(Притворный обморок.)

Фанфур

          Нет… любимая моя…

(Поддерживая ее.)

Эй, евнухи, рабы… сюда!..

Гулинди

                       Не надо!

Тебе довольно плакать, перестань!

Я видеть не могу, когда ты плачешь,

Владыка мой и друг!..

Фанфур

                   Звезда моя,

Жестокая звезда… Ты насылаешь

Так много бед измученному старцу,

Что он не в силах слез своих сдержать.

Когда ж в слезах он ищет облегченья,

То этим он отягощает душу

Той, что одна его утешить может…

К двойной своей печали… Гулинди,

(встает, дрожа)

Судьбы удары вызывают слезы,

И у меня нет сил их в сердце скрыть,

Ты видеть их не можешь, а Фанфур

Не может видеть дивный лик твой грустным

Хотя б на миг. Утешься, дорогая,

И постарайся чем-нибудь развлечься.

Пойду в свои покои, чтоб тебя

Не огорчать и волю дам тоске.

Прости, что я смутил тебя невольно.

(Уходит.)

Явление V

Гулинди одна.

Гулинди

Ступай, старик несчастный. Видит небо –

Мне жаль тебя… Но, ах!.. Безумьем было

В твои года преклонные жениться

На женщине и молодой, и пылкой.

Ахмет!.. Пора мне страсть тебе открыть.

Эй! Труффальдино!

Явление VI

Гулинди, Труффальдино.

Труффальдино смотрит, ушел ли старик; он знает все, потому что подсматривал из-за портьеры; умирал от ревности; видел, как она ему трогала кончик носа; у него голова закружилась; он чуть не упал замертво; называет ее тиранкой, неверной, изменницей и пр.

Гулинди

(в сторону)

Ах, этот негр! Какой забавный шут!

(Громко.)

Как? И так быстро ты воспламенился?

Труффальдино говорит ей, что ее шутка, когда он подавал ей мыть руки, и она брызнула ему водой в лицо, была шуткой красноречивой, говорящей и т. д. Он вне себя от любви и т. д.

Гулинди

Ну, шут! Пришли Ахмета и ступай!

Труффальдино, – о жестокая обманщица, соблазнительница! Как она могла забыть тот щелчок, который дала ему в нос, ту иголку, которую всадила ему в ягодицу, и т. д. Такими нежностями не увлекают мужчин для того, чтобы потом изменить им и т. д.

Гулинди

Но если хочешь милости моей,

То повинуйся, позови Ахмета.

Труффальдино, – о милая! О добрая! «Но если хочешь милости моей». Он все понял. Он сделает над собой усилие и пр. Но вручает себя ее нежности, ее верности и пр. Делает жесты страдающего любовника. (Уходит.)

Явление VII

Гулинди одна.

Гулинди

Какое счастье женщиною быть!

Соблазном, лаской, шуткой иль улыбкой

Мужчин смущать и мучить, как угодно.

Особенно героев, важных, мудрых,

И делать их игрушками своими.

Какая ж радость есть еще у нас?

Ужель Ахмет погибелью мне будет?