Синдром зверя - [20]

— Это проблема?

Эдик посмотрел на друга мутным взглядом.

— Да я ей в отцы гожусь.

Пантера рассмеялся.

— Ещё скажи, что в дедушки.

Змей сполз с лавки и прижался спиной к прохладным камням декоративной горки, окружавшей родник.

— Она меня не хочет.

Матвей присвистнул.

— Вот это новости! С каких это пор ты перестал возбуждать женщин?

Эдик присосался к бутылке и влил в себя треть содержимого.

— Вот скажи, ты бы мог лежать рядом с голым возбуждённым мужчиной, очень симпатичным мужчиной, и не хотеть его?

— Не мог. Думаю, я вообще не мог бы лежать рядом с голым возбуждённым мужчиной.

Змей даже не почувствовал сарказма.

— Вот видишь, а она может. Свернётся калачиком, пригреется и спит, как ни в чём не бывало, а я с ума схожу от возбуждения. И так уже несколько ночей.

— А ты ей намекал? Знаешь, есть такие тургеневские барышни, которые будут стесняться что-то предпринимать самостоятельно.

— Да сто раз намекал. Знаешь, она даже целоваться не умеет толком. Ей цветочки нужны, киношки, вздохи под луной…

Пантера почесал затылок.

— Да, ситуация ― врагу не пожелаешь.

— Маленькая она, наивная.

— В двадцать пять? Ну, своди её в цирк или в зоопарк, мороженым покорми. Кто знает, вдруг её отношение к сексу поменяется?

Эдик завыл.

— Достали уже твои шуточки. Я тебе душу открываю, совета прошу, а ты…

Матвей склонился над другом.

— У тебя язык есть? Если поговорить толком не можешь, поработай им в другом направлении.

Змей подскочил на ноги и моментально протрезвел.

— Слушай, а это идея! Я пойду к ней прямо сейчас. Нужно просто возбудить её, разбудить женское начало.

— Давай. А я спать. Скоро светать будет.

Эдик уже сделал пару шагов в сторону домика, как вдруг остановился и хлопнул себя по лбу.

— Идиот! Я же Альку в бункере забыл. Твою дивизию!

Матвей хохотнул.

— Плохи твои дела, гад ползучий. Такого я бы тебе не простил, даже если бы ты улёгся рядом, голый и возбуждённый.

Эдик сплюнул в сторону друга и пошёл вдоль забора, хищно посматривая на аккуратно подстриженные кусты едва распустившейся гортензии.

Я проснулась рано или поздно? Так как время в бункере шло по-другому, включила комп. Боже! Пять утра, а я всё ещё в бомбоубежище! Что случилось с Эдиком? Для того, чтобы доехать до города, встретить друга и вернуться назад, достаточно было трёх часов с лихвой, а его не было двенадцать. Осторожно выйдя в коридор, я прокралась к наблюдательному пункту и тихонько постучала в стеклянную дверь. Кеша сидел у мониторов с двумя охранниками, пил кофе и чему-то улыбался.

— Алёна? Заходи.

Я вошла в просторную комнату, с работающими на всю мощь кондиционерами, и поёжилась.

— Кофе будешь?

— Какой кофе? Эдик пропал!

— Да тфу на тебя. Вон твой Эдик, гортензию обдирает. ― Кеша указал рукой на один из мониторов.

Приглядевшись, я действительно увидела у забора мужской силуэт. Прекрасно! Я тут чуть с ума не сошла, а принц переквалифицировался в садовника.

— Утешил. Ладно, я досыпать.

Но спать уже не хотелось. Порывшись в своём рюкзачке, я нашла огромный пластмассовый флакон с витаминками и проглотила сразу две штуки. Вялость как рукой сняло. Нет, ну что за человек? Оставил меня в этих катакомбах на всю ночь. Я даже ужин проспала. Вот так умру с голоду, никто и не хватится. Сделав несколько шагов к холодильнику, я замерла. В бункер кто-то спускался. Переместившись на диван, я укрылась с головой и отвернулась к стенке.

— Я же говорил, она спит, Змей. А ты: «Убьёт! Убьёт!»

— Да уж. Если спит, то пушкой не разбудишь. Держи цветы.

— Змеюшка, ты так мил. Двадцать лет знакомы, а цветы от тебя получаю впервые!

Пантера жеманно принял огромный куст, вырванный с корнем.

— Заткнись. Ты берёшь цветы, а я Алёну. Скажем, что перенесли её вчера.

Я затихла, когда сильные руки подняли меня над диваном, а тело, овеянное запахом перегара, пошатываясь, понесло наверх моё, закутанное в плед. Возмущение боролось с ехидным смехом. Вот хитрец, обманщик, негодяй! Я вела себя тихо, но когда почувствовала, что меня уложили на кровать и начали раздевать, мысль о том, что невидимый друг Эдика находился поблизости, вывела меня из состояния вынужденной спячки. Подскочив на третьей расстёгнутой пуговице, я обвела комнату бешеным взглядом. Пантеры, или как его там, нигде не было. Зато в углу стоял выдранный с корнем куст полураспустившейся гортензии.

— Что это?

Эдик, раскачиваясь, пожал плечами.

— Цветы.

— И это ты называешь цветами? Ещё бы кипарис в комнату притащил.

— Ну… ты не говорила, что любишь кипарисы.

— Ты пьяный.

— Совсем чуть-чуть.

— Ты бросил меня на всю ночь одну.

— С охраной.

— Задыхаться и голодать, пока ты…

— Ревнуешь?

— К кому?

Эдик повалился рядом и закрыл мне рот поцелуем. Его язык раздвинул мои губы и проник внутрь. Я хотела вырваться, но он крепко держал меня огромными лапами, не давая ни малейшей возможности даже пошевелиться. Гнев ушёл очень быстро, уступив место сначала испугу, потом удивлению, и, наконец, в голове уже не осталось ни одной мысли. Я даже не поняла, как моё бельё оказалось на полу поверх брюк и блузки. Эдик стонал, лаская моё тело, не отрываясь от губ. Тёплая волна накрыла меня с головой, а, когда широкие ладони, которые вдруг оказались такими нежными, коснулись моей груди, совсем лишила рассудка. Ни одна благочестивая мысль даже не попыталась явить себя на свет, чтобы остановить то, что я не могла, да и не хотела останавливать. Когда мои пальцы прошлись по широкой спине, пытаясь снять с мужчины майку, он приподнялся, скинул её в кучу вещей, валявшихся у кровати, и продолжил начатое. Теперь его губы и его язык спускались ниже, вырисовывая влажные дорожки. Моё сердце сильно стучало, пропуская один удар за другим. Я уже не задавалась вопросом, что будет, если он меня бросит. Если это и случится, я смогу хотя бы вспоминать ощущения безграничного счастья и нереальной радости. Тело выгибалось навстречу поцелуям. Оно пыталось получить ещё и ещё больше. Мои пальцы умудрились запутаться в густых коротких волосах цвета морской пены. Но в тот момент, когда голова мужчины оказалась между моими бёдрами, я словно пришла в себя.