Синдром тотальной аллергии - [34]

— Ну а как же полигоны для натурных испытаний военной техники, монтажные корпуса и производственные базы? Без этого технологического скачка не будет.

— Старые чекисты подобрали укромное местечко в жутких для обитания горах Восточной Сибири посреди вечной мерзлоты и позаботились отвести от него объективы спутников-шпионов. А уже когда к общему делу подключились японские учёные, то подземный мозговой трест заработал в полную силу.

— Они что, обеспечили технологический прорыв?

— Не технологический прорыв, а научно-техническую революцию. Полвека ушло на то, чтобы вернуть цивилизацию на утраченные позиции прорывного развития. А дальше ты сам всё узнаешь.

* * *

Военные подошли, отдали нам честь, но дед махнул им рукой, чтобы пока помолчали.

— К чему эти ненужные салютации? — пожал я плечами.

— А как же! Теперь ты командарм-6. Они доставят тебя в штаб, в столицу, для представления к должности и введения в курс дела.

— Так Москвы ж больше нет, ты сам сказал.

— Тебе доставят в Русьград на Урале, неподалёку от доисторического Аркаима. Это бывший командный пункт военного округа, ещё советский, двадцать этажей под землёй, рабочие камеры подвешены на тросах, перекрытия этажей подпёрты рессорами.

— Понятно, чтобы выдержать прямое попадание ядерного заряда. Видел я один такой под Киевом. Заброшенный, правда.

— Этот тоже был заброшенный. Часов примерно через шесть в твоей памяти активируются информационные установки, которые ввела тебе в мозг Карлыгаш. Ты будешь знать всё, что тебе нужно на первое время. Остальные вводные тебе передадут в штабе.

— Ты хоть укажи примерно зону моей функциональной ответственности.

— Тебе достался самый мирный треугольник «Сталинград — Батум — Ленкорань». Ни одного радиоактивного пятна, разве что пара-тройка, оставшихся от попаданий тактических ядерных зарядов на турецкой территории рядом с границей твоего генерал-губернаторства. Это тебе не профилактическая полоса против нарушения государственной границы после подрыва ядерных мин вдоль всего течения Амура.

— С Закавказьем, что, — опять «дружба народов»?

— Э-э, это не твоя забота. Дружбу надо выслуживать веками. Этим займутся потомки. Детский сад для братских народов давно закончился. Пора и нам повзрослеть. А пока что страны Транскавказии просто независимые, но нейтральные лимитрофы. Твоя забота — охранять их границу от наркотрафика, бородатых самоподрывников и самопальных ракет, а жить эти страны будут своим умом как им заблагорассудится. Для нас важней Кавказский хребет как естественное препятствие для переброски сухопутных войск, а не имперское владычество.

Полковник постучал руками по часам:

— Товарищ командарм, простите, — время!

— А эти куда прутся? — хором, как близняшки, удивились оба подполковника рядом с ним, когда на гребень холма вышли молодые парни и девчонки в камуфляже.

— Традиционные проводы почётного гостя у кочевников, — ухмыльнулся дед. — Народные обычаи надо уважать.

Ребята в камуфляже что-то кричали мне в напутствие, сорвав с головы береты. Только Карлыгаш в медицинском халате и белой косынке оставалась невозмутимой.

— Через полгода это будут твои лейтенанты, — с гордостью кивнул на них дед.

— Все?

— Не все. Тот, кто пройдёт испытание суровой зимой в пустыне.

* * *

Я ожидал от Карлыгаш по крайней мере безмолвного спокойствия восточной красавицы при прощании с возлюбленным. Не хотел, чтобы, как в индийском кино, глаза её медленно заполнились слезами, которые, чуть подрагивая на веках, рано или поздно прольются и побегут по щекам.

Но вместо невозмутимого спокойствия или страдания я увидел торжествующую улыбку на её губах и взгляд, преисполненный какого-то радостного ожидания и, чёрт побери, какой-то гордости не за меня, а за себя. А голубые глаза с зеленоватым переливом словно пели старинную песенку прадедов: «Никуда не денешься, влюбишься и женишься — всё равно ты будешь мой!» Она даже не подошла ко мне, больно уколов моё самолюбие.

— Не будем время на девок тратить, — поторопил меня дед. — Люди ждут, а я тебе ещё не всё рассказал.

Я его тогда так возненавидел, что готов был вывалять в мелкодисперсной пыли, в которой утопали наши ноги среди плоских камней. Понятно, внучка у него самая младшая и любимая. Её всех жальче. Дед как будто понял меня:

— Не обижайся, паря. Эх, обнял бы я тебя на прощание, полюбился ты мне, да нельзя.

— Ты же обещал мне свою тайну перед расставанием поведать. Расскажи теперь, почему ты от меня, как от прокажённого, шарахался.

— Я тебе без слов все покажу, так наглядней будет. Приложи мне к щеке свой телефон.

— А кому тебе звонить отсюда?

— Приложи. Потом сам увидишь.

На щеке деда как-то уж слишком быстро проявился отпечаток клавиатуры моего телефона. Как на телеэкране в замедленном повторе по дублённой коже деда пошли волдыри. Они набухали на глазах и лопались. Капельки сукровицы катились по седой бороде.

— Что это? — брезгливо отшатнулся я, причём весьма бестактно.

— Синдром тотальной аллергии. Абсолютная непереносимость городской цивилизации.

— Это у тебя от рождения?

— Нет, после сорока началось.

— Болячка заразная?

— Как тебе сказать… Зараза передаётся на словах, когда они расходятся с делом. Ну, хватит болтать!