Синдром Коперника - [40]

Гостиница была уже недалеко. Прекратив рыться в памяти, я машинально включил радио. В поисках новостей я перескакивал с волны на волну. Наконец наткнулся на монотонный голос эксперта, рассуждавшего о предполагаемой причастности движения Аль-Каида к трагедии 8 августа. «… Многочисленные улики ведут к вооруженной исламистской организации Усамы Бен Ладена. Министр внутренних дел Жан-Жак Фаркас заявил сегодня утром, что несколько группировок Аль-Каиды уже давно проникли в столицу, и весьма возможно, что они и организовали террористический акт. Многие предполагаемые члены исламистской организации были задержаны в Париже и ближайших пригородах, и полиция сообщает, что у них были изъяты подозрительные документы, которые сейчас исследуют специалисты…»

Вздохнув, я выключил радио. Я-то слышал тех, кто подложил бомбы. По крайней мере, мысли одного из них. Но что толку? Из того, что я услышал, нельзя было понять, исламист ли он, и в любом случае я сомневался, может ли это пригодиться!

Я собирался припарковать машину напротив гостиницы, когда заметил человека, который словно поджидал кого-то у входа. Уступив своей паранойе, я решил проехать чуть дальше. Было около полуночи, а я прежде никогда не замечал его поблизости. Он был одет в просторную летную куртку, и вид его, с руками в карманах и втянутой в плечи головой, не внушал доверия.

На площади я развернулся и снова проехал перед гостиницей. Теперь он прижимал к уху мобильный и вытягивал шею, пытаясь разглядеть меня, пока я проезжал мимо. Я увидел, как он двинулся по улице, затем ускорил шаг и убрал мобильный. Он бросился к моей машине.

Я тут же газанул и уехал. Выходит, эта сволочь де Телем выдал им мое укрытие. Мне ни в коем случае не следовало говорить ему, в какой гостинице я остановился.

Я снова поднялся по бульвару, направляясь к площади Марешаль-Жюэн, а затем несколько раз сворачивал в переулки. Убедившись, что меня не преследуют, я успокоился и достал телефон. У меня оставалась последняя надежда.

В трубке раздался заспанный голос Аньес:

— Вы знаете, который час, Виго?

— Мне очень жаль. Просто не знаю, к кому еще обратиться. У меня серьезные проблемы, Аньес.

— Что, черт возьми, происходит?

— Меня преследуют. А в гостинице случилось нечто странное. Я должен вам это показать. Вы скажете мне, что вы об этом думаете. Похоже, я совсем чокнулся. Вы должны мне помочь.

— Я должна вам помочь?

— Вы можете мне помочь…

Послышался вздох.

— Как будто у меня без вас проблем не хватает! — буркнула она.

Я не знал, что ответить. В конце концов, она права. Чего ради я просил о помощи женщину, которую едва знал? Но для меня «едва» — уже очень много. Потому что у меня такое чувство, будто я не знаю никого. Разве что себя самого.

— Мои проблемы помогут вам забыть о своих, — сказал я без особой уверенности.

— Ладно, Виго, вы знаете «Веплер»?

— На площади Клиши? Да, знаю…

— Через сколько вы там сможете быть?

— Через пятнадцать минут.

— Тогда до скорой встречи, — сказала она устало.

И отсоединилась.

Глава 34

Дневник, запись № 139; переворот, совершенный Коперником.

Я слышу, как за окном прохожий напевает знакомую песенку. Слова отдаются от стен узкого переулка, словно подмигивая мне, — такие сюрпризы подкидывает жизнь, когда мы готовы прислушиваться к ней. «Городишко наш — стар он и мал, / тут меня знает и стар, и мал. / Бешусь я или же тих и нем,/ Я все равно слыву невесть кем…»[6] Иногда мне кажется, что на голове у меня дырявая шапка и борода, как у Робинзона. Я мирно жду, когда меня забросают камнями, шкура от этого делается только толще. Психушки битком набиты «невесть кем». И все-таки…

Синдром Коперника получил свое название как из-за уверенности Коперника в том, что он обладает истиной, способной перевернуть мировой порядок — если допустить, что таковой вообще существует, — так и из-за нежелания современников принимать его всерьез. Налицо все тончайшие ингредиенты, необходимые для развития полновесной паранойи. Поверьте мне, я как раз ознакомился с рецептом.

А все-таки во что он так истово верил? Я искал. Ну да. В словарях.

До него церковь и науки сообща признавали видение мира, установленное во II веке неким Птолемеем. Этот географ в 141 году создал «Альмагест», трактат о «геоцентризме», который оставался священной коровой — я знаю, что говорю, — вплоть до эпохи Возрождения. Согласно его теории, в центре всего находится Земля, она неподвижна, а прочие планеты мирно вращаются вокруг нее, к тому же они располагались в ином порядке, чем тот, который мы признаем сегодня: ближе всего — Луна, затем Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн. Поскольку нельзя было не заметить множество мелких небесных светил, считалось, что существует некая отдаленная сфера, на которой закреплены все звезды. Именно так. Всех это устраивало, можно было не беспокоиться, и горе тому, кто не побоится высказать малейшее сомнение: к счастью, эта доктрина вполне совпадала с библейскими догматами.

Как на грех, в XVI веке Коперник выдвинул теорию, в корне отличную от общепризнанной… Короче говоря, этот отчаянный астроном утверждал, что Земля — вовсе не центр Вселенной, но, подобно прочим планетам, вращается вокруг своего светила — Солнца. Так родилась гипотеза, которую впоследствии окрестили гелиоцентрической теорией Вселенной. Более того, этот безумец Коперник уверял, что Земля вертится вокруг своей оси.