Синдром бездны - [6]

— Принимая во внимание тяжесть содеянного и особую жестокость преступления, суд приговаривает Яковлева Александра Валерьевича к высшей мере наказания. Приговор обжалованию не подлежит и будет приведён в исполнение немедленно.

Я потёр виски. Не будет сегодня ни ресторана, ни ночи любви. Скоро этот парень отправится в бездну и, как офицер, производивший задержание, отправлю его туда я, собственной персоной.

— Ну почему ты такой тупой ублюдок, Яковлев, — подумал я в отчаянии. — Сегодня по твоей милости мне предстоит стать палачом.

Родители Яковлева поворачивают ко мне посеревшие лица. Они тоже знают.

Я стою перед окном, наблюдая как тысячи летунов, сверкающими огоньками кружат в пространстве, как стая дисциплинированных светлячков или медленное кружение звёзд в галактике. Два разнонаправленных потока, одна светящаяся спираль внутри другой спирали. Тот, кто не видел этого, не видел ничего. Я люблю этот мир, мой долг оберегать его. И верность принципам и традициям которого я должен буду сейчас продемонстрировать.

Десять часов вечера, хотя это весьма условно в нашем тёмном мире. Я только что звонил жене и сообщил, что задерживаюсь на дежурстве. Она ни о чём не спросила, привыкла к моим опозданиям и внезапным отлучкам.

Позади распахивается дверь. Я оборачиваюсь. Игорь протягивают пачку сигарет. Я нетерпеливо затягиваюсь и некоторое время мы молча курим. Дым неторопливыми струйками исчезает в решётках тяги.

— Это твой первый смертник?

— Да.

— Волнуешься?

Я пожимаю плечами.

— Есть немного.

Игорь улыбается.

— Нормально, в первый раз все волнуются. Ну ничего. Мандраж только помогает. Главное не перегибать палку. Хотя, тебе тяжелее, чем мне в своё время. Я отправил вниз подонка, пробу негде ставить. И всё равно трясся. А у тебя подросток. Но он заслуживает смерть, помни об этом. Ладно, пошли, уже всё готово.

Мы затушили сигареты и вышли в коридор.

— Ты главное не смотри на смертника. Нажал кнопку и гуляй. Сделал дело и лети, — Игорь хлопает меня по плечу. — Всё будет нормально.

Сам он уже двух отправил за последнюю черту. Но сейчас он ошибся. Ничего не нормально, совсем ничего.

Мы выходим в ангар. Механики подбегают к нам, помогая облачиться в лётные доспехи. Весь эскорт сопровождения уже деловито снаряжается.

Смертник сидит в небольшой металлической клетке, где можно только сидеть. Руки и ноги скованы наручниками, а рот залеплен специальной лентой. Она не отклеивается, разве что вместе с кожей, но для него это уже не актуально. Специально, чтобы никого не нервировал криками и мольбой.

Смертник вцепился в прутья клетки, с исступлённым вниманием наблюдает за моей экипировкой. На что он надеется? Что у меня вдруг что-то сломается и казнь отменят? Нужно им не только рот заклеивать, но и глаза. Они тоже без надобности в бездне. Слишком он пытается поймать мой взгляд. Мне это совсем не нужно и я не смотрю в его сторону.

Когда все готовы, ворота ангара распахиваются, и я первым ныряю в пространство. Крылья тряхнуло, но тут же мягко понесли меня в потоке. Я вписываюсь в движение и по спирали ухожу вниз. По бокам, но чуть позади, летят Второй и Седьмой. За нами все официальные лица. Герман Максимович и унылый адвокат, расстроенный, что не смог спасти клиента. Ему не стоит винить себя. Дело слишком простое, и очевидное до боли. Родственники с обеих сторон остались на Базе под присмотром персонала. Мудрое правило, потому что в прошлом прецедентов хватало.

Кажется, что полёт продолжается бесконечно. Обычное удовольствие, которое я испытываю от парения уступает место горячему желанию как можно быстрее покончить с неприятной процедурой. Очень хочется домой, к жене и сыну. Я нервно поглядываю на часы, но стрелки словно остановились.

Жаль, что церемония казни запрещает полёт с включёнными двигателями. В некотором роде, наш полёт — траурная церемония, проводы в последний путь. На похоронах из уважения к покойному и пущей торжественности следует только планировать, неторопливо и достойно. Старая традиция, доставшаяся от предков, когда ещё летали на допотопных дельтапланах и не было моторов. Казнь приравнивается к похоронам, разве что за последнюю черту предстоит отправиться живому человеку. Точнее, по воле народа Свободного Пространства, отправить его в бездну предстоит мне.

Не мне оспаривать решение суда, к тому же вполне справедливое. Закон есть закон. И этот парень знал на что шёл, когда пытался скрыться. Я чувствую себя гораздо увереннее. Ведь не я приговорил его к смерти, а он сам себя с помощью присяжных, представляющих наше общество и судьи, олицетворяющего закон.

Летуны, завидев нашу процессию, торопливо уступают дорогу. Приговорённых специально везут в клетке, чтобы все видели. Исключительно в воспитательных целях. Но я чувствую досаду. Завтра всё пространство будет трепаться о происшедшем и неизбежно всплывёт моё имя. А мне такая известность даром не нужна. Надо будет самому всё рассказать семье, пока это не сделали доброжелатели. Сохранить казнь в тайне нет никакой возможности. Никому не нужно объяснять назначение ящика, за металлическими прутьями которого сидит скованный человек.