Синдикат киллеров - [28]

—   А ну как же! — проявил он полное знание дела. — Великий шеф-повар! Я вон еще когда посещал его садик-то, во дворе, помните? А что, жив-здоров старик? Петр... забыл, Алексеевич, так?    — Ну вот, — просияла она. — А говорите, забыли! Кто у него бывал, никогда не забудет. Верно, Вася?

Полный порядок, теперь уже твердо понял Кузьмин. Оставались лишь детали: выяснить — глупа она или ловко прикидывается. Но в любом случае, ахнуть теперь не успеет рыбка, как сядет на крючок. А крючок-то хорош, вот он, рядом с Наташей шагает, Васей его зовут. Она что-то болтала, но он слушал краем уха и только кивал согласно. Ему было все равно, о чем бы она сейчас ни говорила, поскольку то, что нужно, его тренированное ухо не пропустит. Он чувствовал тепло ее полной руки, не глядя на нее, видел ее всю, мысленно уже раздевал и вообще всей кожей ощущал крепко сбитое, сочное ее тело.

Остановились перед небольшим одноэтажным домиком, стоящим в отличие от соседских не фасадом прямо на улицу, а в глубине палисадника, заросшего сиренью и золотыми шарами. Прошли к двери, и Наташа достала из сумочки ключ.

—   Зайдете? — спросила с таким кокетливым выражением на лице, что, если бы перед глазами Кузьмина в данный миг оказалась не ее фигура, а это самое лицо с выражением, он сбежал бы. — Или сюда попить вынести?

—   Да ну что уж теперь, — развел руки в стороны Василий, — раз завели в гости, покажите хоть, как живете, — и шагнул на ступеньки невысокого крылечка.

Одного беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, кто и как в этом доме живет. Конечно, одна, что упрощает задачу. Мечтает о красивой жизни, хотя в этом деле ни черта не смыслит, вон вырезанные из календарей портреты киноартистов Янковского, Збруева и Виталия Соломина по стенам развесила. Но чистоту блюдет. Полы сверкают, что в прихожей, где печка, что здесь. И салфетки вязаные и на столе, и на диванчике — булавками приколоты, и даже на кровати — на подушке. Занавесочки, оборочки, телевизор — дорогой, «Сони», это понятно откуда. Ну что ж, можно сказать, богатая невеста, да только вот женихов, видать, не предвидится. Надо же, хреновина какая — «видать, не предвидится», ляпнешь так вот при хозяине, стыда не оберешься... Однако что-то хозяюшка наша задерживается.

—   Наташа, — позвал он.

—   Иду сейчас, — отозвалась она, — попить вам готовлю. — И через минуту появилась, но какая! Уже сменила свое мешковатое платье на атласный халат, туго перетянутый пояском в талии, которой позавидовала бы любая баба, и пучок свой дурацкий распустила, и стали волосы как волосы. В руках она держала большую кружку, похоже — гжельской работы.

Василий осторожно принял ее из рук хозяйки и отпил — это был душистый, прямо со льда смородиновый сок. Вот чудо-то! Да, чем плоха такая жизнь?..

—   А вы чего же, больше сегодня не работаете? — удивился он, отрываясь от холодной кружки и довольно отдуваясь,

—   А нет, я ж все наготовила, и Арсеньич там сам справится. Я ведь в дом не подаю. Мое дело — готовка, и все. А они потом сами.

—   И много их — хохотнул Василий. — На вашу- то бедную головушку... Совсем, поди, заклевали повариху, да?

Какая-то тень мелькнула в ее глазах, и Василий немедленно перевел разговор на другую тему, чтобы вышибить из памяти заданный вопрос. Взглянул на свои ботинки и охнул:

—   Батюшки-светы, что ж это я на вашу чистоту — да своими сапожищами! Никакой совести у мужика! Простите, Наташенька!

—   Ой, да что вы, — прямо-таки зарделась она, увидев, как гость искренне убивается, — да вы ж вытирали в сенях-то! Или забыли? Ну чего ж это вы стоя, присядьте хоть, Вася.

«Хорошо она сказала: Вася», — оценил он и понял, что до поры до времени некоторых тем касаться не стоит, пока вся — от макушки до пяток — в руках не будет, правды не скажет. Угрожать сейчас бессмысленно, брать за горло — тем более глупо. Надо ее довести до кондиции, показать класс, а дальше она и сама все выложит. Как это говорят, яблонька созреет — успевай только подбирать сладкие яблочки. И он почти по-хозяйски отодвинул от стола стул, уселся и, держа в одной руке кружку, другой шутливо притянул к себе Наташу за талию. Она напряглась было, но он опять все свел к игре, сказав, что не может отгадать загадку: кто слаще — сок или хозяйка, его приготовившая. Посмеялись, и она не отстранилась, а он, попивая из кружки и шутливо прижимая щеку к ее бюсту, заявил попросту этак, почти по-деревенски, что наконец понял разницу: сок ледяной, а хозяюшка — пламенем пышет. Его пальцы могли быть и железно убийственными и, когда он этого хотел, мягкими, словно шелк. Сейчас пальцы гладили ее спину, замирали, и вместе с ними, чувствовал Василий, замирала и Наташа. Еще, еще немного, останавливал он себя и взялся за нее второй рукой, запустил пальцы под халат, поднялся со стула и медленно, но напористо обхватил своими жесткими губами ее — пухлые и уже безвольные. Краем глаза оценил расстояние до кровати и прижал к себе хозяйку с такой силой, что она задохнулась, охнула и обвисла в его объятиях. Вот теперь порядок, решил он и, подняв Наташу на вытянутых руках, шагнул к кровати.