Синагога и улица - [139]

— Покойный реб Мойше-Мордехай просил меня позаботиться о материальных нуждах колеля, а не проводить занятия. — И отец принялся жаловаться детям на то, что мама хочет, чтобы он взвалил на себя ношу, которая ему не по силам. Он не может быть и городским проповедником, и главным даяном, да еще и взять на себя нелегкий труд проведения уроков для таких серьезных знатоков Торы, как молодые люди из колеля. Он к тому же уверен, что эти молодые люди будут настроены резко против него. Им совсем не хочется, чтобы он стал главой ешивы.

Серл уже открыла рот, чтобы наброситься на мать, но муж сжал ее локоть своими железными пальцами, чтобы она не вмешивалась. Переле обиженно улыбнулась и обратилась к сыновьям: как отец захочет. Если в колеле не будут проводить занятия, колель распадется, а обыватели скажут, что покойный городской раввин не оставил после себя достойного преемника. Что же касается отцовских сомнений, что учащиеся не примут его в качестве главы ешивы, то он ошибается. Эти молодые люди сильно обеспокоены тем, что каждому из них придется вернуться в свое местечко и снова сесть на шею тестю. Они будут даже довольны, если гродненский городской проповедник и главный даян станет одновременно и главой ешивы. Переле перестала говорить с сыновьями и обратилась к мужу:

— А почему бы твоим сыновьям не помочь тебе в исполнении обязанностей городского раввина и в управлении колелем? Ты ведь постоянно говоришь мне, что Янкл-Довид и Гедалья разбираются в изучении Торы не меньше, чем раввины, занимающие официальные должности. Так зачем же им навсегда оставаться торговцами обувью?

Дочь взглянула на братьев, и ей показалось, что с тех пор, как они уселись рядом с матерью, их короткие купеческие бородки разрослись в длинные бороды, похожие на бороды гродненских даянов. Вдруг на улице загремел гром и засверкали молнии. Серл всплеснула руками и воскликнула:

— Эзра, пойдем домой! Дети перепугаются. Девочка, которая за ними смотрит, сама еще ребенок, она тоже испугается грома и молний.

Муж сразу же сообразил, что его жена хочет сбежать, потому что не может больше слушать речи матери. Он тоже сейчас ненавидел свою тещу больше обычного.

— Если ты не боишься промокнуть, то пошли, — ответил он.

Братья и отец засуетились вокруг Серл, говоря, что, может быть, ей стоит переждать бурю. Но она кричала:

— Мои малыши перепугаются. Папа, дай Эзре свой зонтик!

Переле успокаивала мужа и сыновей, говоря, что Серл права, она должна идти домой, к детям. Она не сахарная и под дождем не растает.

— Как я могу быть сахарная, если я твоя дочь? Слава Богу, я хоть не такая жесткая горькая редька, как ты! — крикнула Серл прямо в лицо матери и выбежала из дома.

Зеленоватые молнии были похожи на перевернутые ветвями вниз огненные деревья. Тучи раскалывались, как льдины, грохотало так, словно рушились горы. Ветер рвал крыши, ставни, но дождя все не было. Серл держала мужа под руку, она тащила его вперед, перекрикивая ветер:

— Гродненская раввинша справляет семидневный траур по мужу, а моя мать заболела от огорчения, что он был не ее мужем!

Эзра остановился посмотреть на жену, не сошла ли она с ума. Сколько бы она ни наговаривала на мать, прежде она никогда об этом не упоминала. Серл снова потащила его вперед:

— Пошли, дети одни. Ты еще увидишь, она и Янкла-Довида с Гедальей сделает гродненскими даянами. Я поняла по их лицам, что они рассчитывают на это и довольны. Отцу нужно все это местное раввинство, как дырка в голове, но ей хочется стать гродненской раввиншей! Отец неудачно женился. Ой как неудачно он женился!

Эзра рассмеялся и ответил, что ее мать действительно может добиться всего от ее отца, но не от города Гродно. Так местные общинные деятели и допустили, чтобы реб Ури-Цви Кенигсберг стал и городским раввином, и главой ешивы, а два его сына, торговцы обувью, — членами городского раввинского суда! Начнется такая война, заполыхает такой пожар, что никакой потоп не потушит.

— Ты не знаешь моей маменьки, она все преодолеет, со всеми справится! — воскликнула Серл, взбешенная, как бушевавшая вокруг буря.

Молния разорвала кусок облачной завесы. Брызнули большие холодные капли, и сразу же после этого пошел проливной дождь. Муж и жена промокли насквозь. Эзра Эйдельман держал над головой Серл раскрытый зонтик тестя. Однако она высовывала из-под него вперед свою непокрытую голову с растрепанными волосами, чтобы остудить под дождем раскаленный лоб. Серл чувствовала, как сердце буквально выпрыгивает из ее груди, и она продолжала выкрикивать в ночь, в ветер, в водяной потоп, что ее маменька все преодолеет, со всеми справится.

Дам им вечное имя, которое не истребится.

(Исаия 56:5)

С вечной памятью и любовью к тем, кого мы не забудем.

Где бы мы ни были, что бы ни делали, они всегда останутся с нами.

ОЛЬГА БОРИСОВНА АВГУСТЕВИЧ (ГЕРМАН) ז"ל

ЙОХА ЗЕЛИКОВНА ДВОРСОН ז"ל

ЦВИ ГИРШ (ГЕННАДИЙ) ЗАЛМАНОВИЧ РОЗЕНСОН ז"ל

I Will Give Them an Everlasting Name

Isaiah 56:5

This publication is dedicated in eternal memory and with love to those whom we never forget.

Wherever we are, whatever we do, they always remain with us.