Синагога и улица - [10]
— Ваш Ицикл, не дай Бог, не заболел? — не без хитрости вопрошал меламед продавщицу чайниками так, будто ничего не случилось. Позволительно прикинуться придурковатым, чтобы не позорить человека и помочь ему раскаяться.
— Почему это вдруг заболел? Чтоб мои враги заболели! — обиженно ответила женщина.
Вокруг нее по-прежнему, как и зимой, стояли и висели глиняные горшки и жестяные ведра. Но на матери Ицикла больше не было тяжелого шерстяного платка. Она даже не стеснялась сидеть в присутствии ребе с непокрытыми волосами[41]. Она кисло сказала, что ее мальчик не может ходить и в еврейскую светскую школу, и в Старую синагогу. Муж говорит, что две эти вещи не совмещаются. Как говорится, либо ангел, либо поп. Так говорит ее муж. Она полагается на Бога и верит, что попом ее сынок не станет. Но и раввином он не станет тоже. Это беднякам не по карману.
Мать Меирки в честь ребе вылезла из угольного подвала и оправдывалась перед ним, что она вдова, постоянно занята заботами о заработке, и ее сын воспитывается без отцовского присмотра. Он подражает своим уличным дружкам. Они больше не ходят в синагогу, и он тоже не ходит. Кроме того, она должна просить своего мальчика поднести какой-нибудь хозяйке то вязанку дров, то полведра угля. Сами женщины не хотят носить ее товар. Мать Меирки не переставала благодарить бесплатного меламеда за то доброе дело, которое он совершил, обучая ее сына еврейской науке. Однако закончила она точно так же, как и мать Ицикла, — что раввином ее Меирка не вырастет. Это не для бедной вдовы.
Сняв зимние полушубки и валенки, торговки фруктами выглядели моложе, их лица порозовели и посвежели. Они продавали товар ранней весны — большие, набухшие, заквашенные в ведрах яблоки.
— Моченые яблоки! Моченые яблоки! — бодро взывали торговки, и вокруг них толпились покупатели, главным образом мужчины. Покупатели ощущали аппетитный винный вкус еще до того, как их зубы вонзались в моченые яблоки, до того, как к ним прикасались их языки и небо. Они причмокивали, сосали губы и показывали пальцами, словно выбирая живую рыбу в бадье:
— Нет-нет. Не это яблоко, я имею в виду вон то!
Торговки проворно выхватывали из ведер квашеные яблоки, одновременно говоря старичкам из Старой синагоги, что благодарят дедушек за то, что зимой они пускали их мальчиков в синагогу погреться. Но теперь уже весна и погода хорошая. Они не могут запретить своим сыновьям бегать по улицам и шалить. Других радостей у бедных детей нет. Пусть себе играют, пока они еще так юны.
— И кроме того, — подводили итог торговки фруктами, — кроме того, у дедов есть свои собственные внуки да к тому же еще обеспеченные дети из богатых семей. Так пусть они занимаются изучением Торы со своими внуками и заслужат себе столько места в Грядущем мире, сколько захотят.
«Ты только послушай! Ведь именно на это жалуется пророк, говоря, что наши внуки не хотят изучать Тору», — думали деды, но ничего не говорили, а только благожелательно кивали, как слабоумные. После возвращения в Старую синагогу они больше не располагались вокруг печи и не беседовали между собой, как в те добрые времена, когда рядом с ними были их маленькие ученики. Каждый из стариков забрался назад в свой уголок у холодной стены, где он находился летом. Они тихо сидели за большими дубовыми стендерами, выглядывая в окна и стараясь думать о чем-то другом, например, о том, что до Пейсаха осталось от силы три недели. Так что уже самое время подумать о подряде на выпечку мацы с особыми строгостями и о заказе вина у хасида на четыре традиционных бокала.
Старцам из Старой синагоги было суждено столкнуться и с переживанием иного рода — со взрослыми людьми, изучающими Тору, с молодыми илуями[42].
В то же время, когда мальчишки перестали приходить по вечерам, однажды утром в синагогу ворвался паренек лет семнадцати со свежими румяными щеками и с наморщенным лбом человека, постоянно занятого изучением Торы, под сдвинутой на затылок шапчонкой.
— Есть ли у вас в синагоге «Карти ве-палти»?[43] — быстро спросил он одного из стариков.
Старичок то ли не расслышал, то ли не понял вопроса. Тогда молодой и возбужденный умник нетерпеливо воскликнул:
— Я имею в виду книгу «Карти ве-палти» реб Йоносла Эйбшюца, пражского раввина[44]. Есть у вас эта книга? Мне в ней надо кое-что проверить.
Старик отыскал связку ключей и отпер один из шкафов. Подошли и другие старики и, задрав головы, смотрели, как молодой ученый, стоя на лестнице, переставляет книги с полки на полку.
— Тут есть множество сочинений старых и новых комментаторов, но «Карти ве-палти» тут нет, — паренек спрыгнул с лестницы и велел открыть второй книжный шкаф. Там стояли большое виленское издание Талмуда, переплетенное в черную кожу и зеленый холст, «Шулхан орух»[45] с обложками, жесткими, как камень, и сочинения Рамбама в четырех частях с корешками с золотым тиснением. Он все-таки что-то там нашел, этот юный илуй, хотя и не то, что искал. Выбранные им книги юноша подавал с лестницы стоявшему внизу старичку, который протягивал вверх руки, как Моисей, получающий Тору на горе Синайской. Рядом с третьим книжным шкафом молодой ученый остался стоять на верхушке лестницы, погруженный в чтение какой-то книги в потрепанной обложке и с пожелтевшими страницами. Он глотал глазами страницу за страницей и вертел головой от восторга.
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Хаим Граде (1910–1982), идишский поэт и прозаик, родился в Вильно, жил в Российской империи, Советском Союзе, Польше, Франции и США, в эмиграции активно способствовал возрождению еврейской культурной жизни и литературы на идише. Его перу принадлежат сборники стихов, циклы рассказов и романы, описывающие жизнь еврейской общины в довоенном Вильно и трагедию Холокоста.«Безмолвный миньян» («Дер штумер миньен», 1976) — это поздний сборник рассказов Граде, объединенных общим хронотопом — Вильно в конце 1930-х годов — и общими персонажами, в том числе главным героем — столяром Эльокумом Папом, мечтателем и неудачником, пренебрегающим заработком и прочими обязанностями главы семейства ради великой идеи — возрождения заброшенного бейт-мидраша.Рассказам Граде свойственна простота, незамысловатость и художественный минимализм, вообще типичные для классической идишской словесности и превосходно передающие своеобразие и колорит повседневной жизни еврейского местечка, с его радостями и горестями, весельями и ссорами и харáктерными жителями: растяпой-столяром, «длинным, тощим и сухим, как палка от метлы», бабусями в париках, желчным раввином-аскетом, добросердечной хозяйкой пекарни, слепым проповедником и жадным синагогальным старостой.
Роман Хаима Граде «Безмужняя» (1961) — о судьбе молодой женщины Мэрл, муж которой без вести пропал на войне. По Закону, агуна — замужняя женщина, по какой-либо причине разъединенная с мужем, не имеет права выйти замуж вторично. В этом драматическом повествовании Мэрл становится жертвой противостояния двух раввинов. Один выполняет предписание Закона, а другой слушает голос совести. Постепенно конфликт перерастает в трагедию, происходящую на фоне устоявшего уклада жизни виленских евреев.
В этом романе Хаима Граде, одного из крупнейших еврейских писателей XX века, рассказана история духовных поисков мусарника Цемаха Атласа, основавшего ешиву в маленьком еврейском местечке в довоенной Литве и мучимого противоречием между непреклонностью учения и компромиссами, пойти на которые требует от него реальная, в том числе семейная, жизнь.
Автобиографический сборник рассказов «Мамины субботы» (1955) замечательного прозаика, поэта и журналиста Хаима Граде (1910–1982) — это достоверный, лиричный и в то же время страшный портрет времени и человеческой судьбы. Автор рисует жизнь еврейской Вильны до войны и ее жизнь-и-в-смерти после Катастрофы, пытаясь ответить на вопрос, как может светить после этого солнце.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.