Символика цвета - [10]
Размышляя об этом, Герман Мелвилл отметил: «…обыденный многовековой опыт человечества говорит о сверхъестественных свойствах этого цвета. Ничто не внушает нам при взгляде на покойника такого ужаса, как его мраморная бледность; будто бледность эта знаменует собой и потустороннее оцепенение загробного мира, и смертный земной страх».
На мой взгляд, писатель талантливо выразил достаточно объективную оценку белого цвета как сублимата человеческого сознания с его ужасающей логикой и сверхъестественными свойствами компьютера. И как после долгого разглядывания белой поверхности человек теряет на время способность различать цветные оттенки, так и взрослый считает эту логику своего сознания естественной, ибо с детства приучен к ее повседневности.
Однако стоит понаблюдать за взглядом грудного младенца, слушающего взрослых, или за глазами собаки, всем своим существом внимающей сверхъестественности вербальных команд, или, наконец, за взглядом кошки, ласково уничижающей сверхъестественность человеческого сознания, – и все становится на свои места.
Ведь именно рациональность сознания приводит ко все большему выцветанию красок детства (правда, сказывается и «белизна» прошлого, наслаивающего на эти краски свою леденящую лессировку). Мне кажется, основная причина – абсолютизация собственного сознания с его сугубо социальным процессом вербализации. Ибо только сознание человеческое способно опредметить смысл самого предмета не в каком-либо цветном предмете, а в абсолютно «белом» слове абстракции, которая включает в себя цвета всех предметов – подобно тому как белый свет включает в себя все оттенки спектра.
И социализирующееся сознание младенца как нельзя более восприимчиво к этому цвету. Наиболее наглядным хроматическим примером этому может служить замечательное правило, сформулированное еще Леонардо да Винчи: «Белое более восприимчиво к любому цвету, чем какая угодно другая поверхность любого тела».
Смысловая функция белого производна от света, от мистического просвещения. Белый – материнская (и женская) интуиция.
Лишь со временем (при взрослении) в этом белом мы бессознательно ощутим черное, которым наделен основной символ даосизма – Тайцзи. В младенчестве же мы весьма далеки от этого. Все мы – и мужчины, и женщины – рождены женщиной и, как правило, будучи младенцами, вскормлены ее грудью. И кормление, и белизна грудного молока, и белизна матери – все это прежде всего Материнская ипостась любви. И Эмиль Верхарн это выразил прекраснейшим образом в «Венере»:
Поэтому мне кажется маловероятным (по крайней мере, как это абсолютизировал Фрейд), чтобы младенец обладал либидо, сравнимым с материнским инстинктом. Иное дело – белизна памяти, хранящая образ нежности и неосознаваемости того действа матери с нашим бессознанием, которое лишь во взрослом состоянии перенесется на сексуального партнера противоположного пола.
Муза Пролеткульта Лиля Брик
И эта белизна как нельзя лучше согласуется с концепцией Юнга, согласно которой, в частности, архетип матери является вводящим нас в будущую жизнь, определяемую в младенчестве прежде всего собственной родительницей.
По психологическим параметрам воздействия белый цвет характеризуется такими свойствами, как светлый, легкий, холодный, блестящий и ослепляющий. Обыкновенно же белый цвет ассоциируется со святостью, чистотой и целомудрием. В аспектах гендерного сопоставления В. Г. Кульпина приводит множество примеров, которые выявляют именно женственную семантику белого цвета для нормальных условий существования:
Булат Окуджава также не мог обойти столь очаровательный факт:
Вообще говоря, как считают мужчины, к женщине, одетой в белое, можно относиться только с особым почтением, ибо она «кажется окруженной неизъяснимым магическим ореолом». А следовательно – и «возвышеннее, нежнее и недоступнее». По мнению современных психологов, женщинам в белом свойственны бескомпромиссность и некоторая холодность сердца.
С белым цветом непосредственно связана и «трусость» (если можно так сказать) – характеристика женского поведения. С позиций хроматизма женская «трусость» объясняется следующим образом. С одной стороны, бессознательная природа женщины ощущает свое природное предназначение и не позволяет себе, к примеру, «прыгать с моста, чтобы спасти героя дня». С другой стороны, социальность женского сознания не дает ей никаких оснований играть агрессивную и даже активную роль мужчины. Поэтому-то о трусости женщины и не принято говорить. Ибо это так же очевидно, как и присущий ей белый цвет.
Однако в хроматизме исследуются прежде всего очевидные вещи, то есть привычные явления и феномены, на которые именно в силу привычки достаточно трудно обратить внимание. Так, огромное число ученых изучает различные ноумены и феномены религиозных учений. Однако в истории науки можно встретить исследования, посвященные, к примеру, ауре ментального тела человека, так как этот ноумен причислен к мистическим.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Монография посвящена осмыслению пространственных и семантических «лабиринтов» городской культуры (пост)постмодерна с позиций цифровых гуманитарных наук (digital humanities), в частности концепции фрактальности.Понятия «фрактал», «фрактальный паттерн», «мультифрактал», «аттракторы» и «странные петли обратной связи» в их культурологических аспектах дают возможность увидеть в городской повседневности, в социокультурных практиках праздничного и ночного мегаполиса фрактальные фор(мул)ы истории и культуры.