Символ Веры - [14]
Это ад. Настоящий ад…
Олег машинально поправил широкополую австралийскую шляпу, затем вообще снял ее и обмахнулся, как веером. Шляпа была на два размера больше головы, чтобы можно было надеть ее на матерчатую повязку, впитывающую пот. Повязку, казалось, можно было выжать, набрав с полведра жидкости. Олег рисковал тепловым ударом, но пот в глазах казался еще хуже.
«Господи, что я здесь делаю?..»
Ответ был в общем тривиальным – в данный момент старший солдат Туркестанской милиции, нанятый на разовый «пакетный, по умолчанию согласия» договор конторой «Тезей», стоял в нулевой линии охранения, медленно поджариваясь на адской сковородке африканской саванны. Примерно километр периметра, убогий навес, три литра воды в канистре и еще литр во фляге. Смена в три часа ночи. «Нулевая» - это значит скорее для проформы, за пределами собственно охраняемой территории, чтобы укрепить в ценных клиентах чувство безопасности. Как известно, рубежей безопасности много не бывает.
Старший милиционер… Крутой боец самого известного иррегулярного формирования в России, добровольческого легиона империи… Олег безрадостно усмехнулся, выругался, отер мокрое лицо. Утром он забыл побриться, и, хотя в силу молодости щетина росла плохо, сейчас она словно собирала весь пот, не давая ему ни стекать, ни толком испаряться.
Он перевесил винтовку с правого плеча на левое, однако лучше не стало, оба плеча были одинаково натерты и болели. Снова выругался, перекинул ремень на загривок, подвесив оружие на шее. Полегчало, однако, теперь винтовка тянула к земле, напрягая шею и спину, так что облегчение обещало стать сугубо временным. Ну и черт с ним.
Олег выругался в третий раз, опасливо глянул из-под навеса на солнечный диск. Золотой шар все еще словно ронял капли расплавленного металла, накаляя воздух. Но уже почти коснулся условного горизонта. Вернее, широкой полосы, где небо сплавлялось с землей в дрожащем оранжево-алом мираже. Еще от силы час, скорее гораздо меньше - и наступит облегчение. Воды мало, а ночь будет ненамного мягче, но без солнца пережить жару окажется легче. Перед рассветом его сменят, там можно наконец напиться, перехватить пару часов сна, а затем ...
Олег машинально положил руку на грудь, где за пазухой выцветшей и потрепанной гимнастерки ядовитой змеей притаился почти квадратный конверт. Настолько плотный, что даже не поймешь, то ли это бумага, то ли тонкий картон. Банковский картель «Строганов и сыновья» не экономил на уведомлениях, конверт почти не истрепался за неделю полевой жизни, не промок от пота. И по-прежнему хранил бумагу, что страшнее самого злого африканского солнца...
Ветер катнул мимо пучок какой-то спутанной травы, похожей на перекати-поле. Прохлады дуновение ветерка не принесло, скорее, как из сталеплавильни дохнуло. Олег снова, прищурясь, глянул на солнце, которое уже коснулось края земли. Со стороны лагеря донеслись звуки пробуждающейся жизни. Высокие клиенты жили в перевернутом суточном ритме - жарким днем отсыпались в уютных домиках, возведенных на время «voyage», а вечером пробуждались для активного времяпровождения, то есть кутежей, пьянства и прочих развлечений, коими можно предаться вдали от общества и условностей цивилизации. Хотя черт его знает, может они так все время жили... Вампиры чертовы... Впрочем, днем клиентура тоже забавлялась, главным образом охотой и некоторыми иными развлечениями, которым трудно в полной мере отдаться ночью.
Вспомнив про эти самые развлечения Олег сглотнул подступившую к горлу желчь. Он и так третий день мучился изжогой, а сейчас в пищевод словно залили концентрированной кислоты.
Шея устала, милиционер перевесил оружие на многострадальное правое плечо. Посмотрел налево, затем направо. Начинало темнеть, или, если подобрать более точное определение, ослепительная яркость солнечного света немного поблекла. утратила слепящую силу. Золота вокруг стало меньше, а чуть более мягких красноватых тонов - больше, как будто на весь мир бросил отсвет гигантский пожар. Выглядело красиво, но страшновато. В подступающих сумерках дрожащее марево раскаленного воздуха придало всему неверные, зыбкие очертания. Мир превратился в иллюзию, фата-моргану. Не менялась лишь боль в плечах и гнусное ощущение плотно облепившей мокрое тело формы. Как будто намазался вазелином и залез в каучуковый водолазный костюм.
Лагерь тем временем пробуждался. Не обошлось без ежевечернего фейерверка, затем гулко хлопнула маленькая бронзовая пушка, по традиции возвещавшая конец дня и начало веселья. Короткие тени побежали от бамбуковых шестов и недалеких деревьев, похожих на ... черт его знает, на что похожих. Растительность здесь была странной, как будто сплющенной, растянутой в ширину и грубо обрезанной сверху.
Тени удлинялись на глазах, густые и угольно-черные. Ветерок усиливался, чуть-чуть освежая разгоряченное лицо, стянутое высыхающими потеками пота. Господи, неужели вечер?.. Олег снова машинально дотронулся до мундира, нащупывая под тканью конверт. Захотелось достать и перечитать, хотя он и так помнил каждое слово на желтоватом листе дешевой - не ровня конверту - бумаги с факсимильной росписью кого-то из дирекции банка.
Если в три слова, то: Сапковский + Darkest Dungeon Если не в три, то: Девушка из нашей реальности (возрастом в районе 17–18 лет) "попадает" в мир условного высокого медиевала (XIV–XV вв. + немного Нового времени), который только-только восстановился после местной "Черной смерти", катаклизма, пронесшегося по миру несколько столетий назад, уничтожив почти всю магию. Девушка переживает всевозможные приключения, адаптируется к быту, понемногу растет над собой, общается с бандитами, наемниками, бретерами, даже находит не совсем обычное романтическое увлечение.
Семнадцатый век. Католики и протестанты сражаются за веру, заливая землю потоками крови. Но помимо Тридцатилетней войны, идет и другая, у которой нет имени — схватка людей с порожденьями Тьмы. что расплодилась на погостах и пустошах. В этой войне не бывает пленных, а жалость к поверженной нечисти не трогает сердца тех, кого называют «Дети Гамельна». Они не ведьмаки, они — ландскнехты, что сражаются за щедрую плату… Там, где бессильно слово Божье идут в ход горячий свинец и холодная сталь. А жажда золота превозмогает любой страх.
Великая Война навсегда изменила историю. Она породила XX век — эпоху невиданного взлета и сокрушительных падений, время грандиозных открытий и не менее грандиозных катастроф. В крови и смерти, в крушении миллионов судеб создавался новый мир.Идет 1919 год, последний год Мировой Войны. Антанта собирается с силами, чтобы после четырех лет тяжелейших боев, в последнем и решающем наступлении повергнуть Германию. Грядет Битва Четырех, и никому не дано предсказать ее исход...Приквел к циклу «Новый мир».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В наличии попаданка, вундерваффе, разгром немецко-фашистской гидры, компьютер для Сталина, массаж для Берии, сочинительство стихов и спасение СССР.
Простой студент, как обычно, попадет в прошлое, чтобы спасти Россию (как показывает практика, спасать Россию нужно практически постоянно). Но получится ли у него совершить этот знаменательный подвиг, если он забыл ноутбук?
Поэма «Пугач», имеющая подзаголовок «Поэма мятежа», восходит к лучшим образцам отечественной словесности и стоит в одном ряду с такими выдающимися произведениями о Емельяне Пугачёве, как одноимённая поэма С. Есенина и повесть Александра Пушкина. При этом поэма совершенно исторична, как по событиям, так и по датам.
Юмористический рассказ из жизни пользователей забытой ныне сети Фидонет - фидошников (жаргонное название пользователей сети Фидонет).
Учебное пособие включает: четверостишия, предназначенные для того, чтобы облегчить запоминание дат и событий истории России; комментарии, описывающие исторические события; вопросы и задания. Материал сгруппирован по историческим периодам и событиям. Всего описывается 80 исторических событий, начиная с правления Рюрика и заканчивая деятельностью М.С. Горбачёва. Особое внимание уделяется причинам описываемых событий. Не рекомендовано для подготовки к ЕГЭ. В первой части, посвящённой Древнерусскому Государству, подробно рассматриваются предпосылки и причины образования Древнерусского Государства, феодальной раздробленности, кратко описываются события, связанные с правлением древнерусских князей и раскрывается социальная структура древнерусского общества. Каждое событие сопровождается четверостишием и иллюстрацией, отражающей его содержание.
Это книга моего отца, Владимира Ивановича Соколова (1925—2014). Она является продолжением его ранее опубликованной автобиографической повести «Я ничего не придумал», охватывающий период жизни страны с 1925 по 1945 год. В новой книге рассказывается о послевоенных годах автора, вернувшегося с войны в родной город. Таня Станчиц — Татьяна Владимировна Ющенко (Соколова)
Книга «Семейная история» посвящена истории рода Никифоровых-Зубовых-Моисеевых-Дьякóвых-Черниковых и представляет собой документальную реконструкцию жизненного пути представителей 14 поколений за 400 лет. Они покоряли Кавказ и были первопроходцами Сибири, строили российскую энергетику и лечили людей. Воины, землепашцы, священники, дворяне, чиновники, рабочие, интеллигенция – все они представлены в этой семье, и каждый из предков оставил свой след в истории рода, малой и большой Родины. Монография выполнена на материалах архивных источников с привлечением семейных воспоминаний и документов, содержит множество иллюстраций.
Любые виртуальные вселенные неизбежно порождают своих собственных кумиров и идолов. Со временем энергия и страсть, обуявшие толпы их поклонников, обязательно начнут искать выход за пределы тесных рамок синтетических миров. И, однажды вырвавшись на волю, новые боги способны привести в движение целые народы, охваченные жаждой лучшей доли и вожделенной справедливости. И пусть людей сняла с насиженных мест случайная флуктуация программного кода, воодушевляющие их образы призрачны и эфемерны, а знамена сотканы из ложных надежд и манящей пустоты.