Симфония любви - [12]

На лице Гертруды появилось какое-то странное выражение, руки нервно задвигались. Наконец она тяжело вздохнула, спрятала измятый носовой платок в карман и направилась к двери.

– Гертруда! – позвала Мария. Служанка остановилась в дверях и с неохотой оглянулась. – Он ненормальный?

– Не мне об этом судить.

Мария почти не отреагировала на уход Гертруды. Она лежала на кровати, устремив взгляд в потолок. Что дальше? Вчерашнего происшествия достаточно, чтобы повергнуть ее в шок, а теперь… вот это.

Задрожав, она опять зарылась лицом в подушку и постаралась стереть из своей памяти образ этого «чудовища». Невозможно! В отличие от ее брата, этот человек имел ужасный вид, массивное тело. И вероятно, он сумасшедший.

Господи милосердный! Может, это наказание за то, что она отвернулась от семьи и милого Джона Риса, воплощения добродетели и честности? Должна ли она войти в это странное и подозрительное место, как Даниил в ров со львами? Лев представлялся ей менее опасным.

Она не сделает этого! Она просто не в силах! Возможно, она упряма и своевольна, но не совсем глупа. Она попросит день или два на размышления, а затем попросит – нет, потребует, – чтобы ее перевели в более безопасное и подходящее место. А пока она не несет никакой ответственности за уродливого и несчастного внука герцогини.

После некоторых раздумий, преодолев страх, она вернулась в эту ужасную комнату, средоточие болезни и неотвратимой смерти, где обнаружила тихо плачущую у постели внука герцогиню. По обе стороны ее стояли Эдкам и Такли. Несмотря на гнев, первым побуждением Марии было броситься к хрупкой старушке и успокоить ее. Девушка почувствовала, что не многим довелось быть свидетелями слабости этой исключительной женщины. Но тем не менее она нуждалась в поддержке. Несмотря на отвращение к этому ужасному помещению и ее обитателю, потерявшему человеческий облик, Мария могла понять чувства беспомощности и отчаяния, охватившие герцогиню. То же самое она чувствовала по отношению к брату. Ее светлость понимала, что жизнь внука – ее жизнь и что его смерть, или даже ожидание этого ужасного события сделают мир таким мрачным, что один взгляд на него всколыхнет боль невосполнимой утраты.

– Трей, Трей, мой милый мальчик, – всхлипывала герцогиня, и голос ее дрожал от горя и гнева. – Что нам теперь делать? Как они могли допустить, чтобы ты стал таким… чудовищем? Как они могли так обращаться, с тобой? Ты же мой внук! Герцог Салтердон…

– Ну, ну, Изабелла, – успокаивал ее Эдкам. – Вам не нужно было приходить сюда. Вы не должны этого видеть. Мое сердце тоже разрывается от того, что Трей стал таким. Вы же знаете, что все эти годы я любил его, как сына…

– Я тоже, – сказал Такли.

Вошедшая вслед за Марией Гертруда раскрыла рот от удивления, и ее круглое лицо зарделось, когда она обнаружила, в каком ужасном состоянии находится комната.

– Боже, – застонала она, поспешила к герцогине, сделала реверанс и схватила ее за руки.

– Умоляю, простите меня, ваша светлость. Меня не было две недели, я приехала всего за несколько минут до вас. Уверяю, ваша светлость, больше такого ужаса не повторится.

Герцогиня ничего не ответила, а просто смотрела на неподвижную, как сама смерть, фигуру.

Гертруда презрительно фыркнула в сторону Такли и Эдкама, резко повернулась и вышла из комнаты, даже не взглянув на Марию. Из коридора послышались возбужденные голоса Гертруды и Молли.

– Безмозглая девчонка, о чем ты думала, когда позволила его светлости дойти до такого состояния?

– Хотела бы я посмотреть, как ты рискнешь подставить свою голову. Клянусь, он опасен – швыряет посудой…

– Скорее, ты была занята с этим конюхом Тадеусом. Я не стану порицать ее светлость, если она уволит тебя. И я сама позабочусь…

– Ничего ты не сделаешь, глупая старая корова, потому что знаешь, что больше не найдешь никого, кто согласится возиться с ним. Кроме того, мы обе прекрасно знаем, что ее светлость не хочет, чтобы вся Англия узнала, каким идиотом он стал.

Мария закрыла глаза и прислонилась к стене.

– К черту, – прошептала она. – К черту.

* * *

– Напишите мне, как только заметите какие-нибудь изменения, – распорядилась герцогиня, забираясь в карету, где ее уже ждали Такли и Эдкам.

– Разумеется, – ответила Мария. Кучер закрыл и запер дверцу.

Лицо герцогини, смотрящей на девушку из окна кареты, было землистого цвета, а глаза покраснели. Она с трудом выдавила из себя улыбку и спросила:

– Вам действительно нравится ваша комната? Можете сменить ее, когда пожелаете. Я чувствую, что ваше присутствие поможет ему…

– Комната чудесная, – заверила ее Мария. Герцогиня окинула взглядом фасад огромного замка.

– Я сказала слугам, что доверяю вам управление домом и всем, что касается здоровья моего внука.

– Это огромная ответственность, ваша светлость.

– С которой вы прекрасно справитесь, – уверенным тоном ответила старуха и, величаво вскинув брови, добавила: – Я почувствовала это, как только увидела вас: вашу силу и моральные качества. Полагаю, ваше присутствие поможет ему.

– Думаю, ему будет лучше с семьей и друзьями, – довольно смело заявила Мария, и герцогиня страдальчески сморщилась от ее слов. – Почему вы так скоро уезжаете, ваша светлость? Может, вам стоит задержаться на день-два и хотя бы убедиться, что я справлюсь с порученным делом?