Сим победиши - [34]

Шрифт
Интервал

   — Иван Владимирович, — мягко промурлыкал Жокей (любил в присутствии высоких лиц так назвать президента, подчеркивая свою близость к нему и козыряя тем), — я сильно извиняюсь, что перебиваю, но, может, стоит позвать самого профессора? Он бы поведал обо всем более детально… 

   — Да, правильно, давай!.. 

   Старый профессор вначале чуть не обмер от неожиданности, но потом оклемался и выглядел уверенно: 

   — Опыты базируются на основе медико-физических, невропсихологических и биометральных факторов… 

   — Стоп-стоп, — замахал руками президент. — Не гони свою пургу! Ты можешь просто и по-человечески объяснить, как деда омолодил? 

   — Да-да, простите, сейчас… — профессор достал носовой платок, вытер вспотевший лоб и продолжил: — Человек начинает стареть с того времени, как рождается. Мир — это данная Всевышним и испорченная человечеством плацента… Вот мы и попробовали возвратиться к первичности, к материнскому, так сказать, лону. Создали искусственную плаценту и поместили в нее пожилого пациента. Все термальные и прочие жизненно необходимые процессы контролировали автоматически. Пациент спал, а за период сеанса тело очищалось и аккумулировало запасенную энергию. Омолаживалось… 

   — А как он дышал? 

   — Так же, как и в животе матери, только, разумеется, искусственно… 

   — А что ел в том вашем пузыре? 

   — Необходимые витамины и питание подавались в плаценту… или, по-вашему, пузырь, через… 

   — Да знаю я эту плаценту не меньше вашего! — перебил президент профессора. — Мы с ветеринарами их последами называли… 

   Все уставились на профессора, но тот был сбит сравнением. Он помолчал, собрался с духом и продолжил: 

   — Человеческий пуп есть тайна, своеобразное соединение с миром. Через него, после специальных операций, мы и подводим необходимые пути питания и отбора отходов. Повторюсь, метод очень простой и естественный. Он повторяет то же, что делается в материнском лоне с ребенком. И термин, как понимаете, мы запрограммировали тот же… 

   — Ну а потом, через девять месяцев… что? — президент оживился. 

   — Все… — не понял профессор. — Останавливаем сеанс. 

   — И пуповину режете? 

   — Ну да, можно и так сказать. Соответствующие пути хирургически удаляются... 

   Вопросов больше не было. Почмокав, Мороз неожиданно предложил: 

   — А давай, профессор, мы и тебя омолодим. Голова, вижу, умная, а то еще кевкнешься, и медицина наша обеднеет! 

   Профессор неловко улыбнулся, а Бадакин вскочил и залепетал: 

   — Товарищ президент, ваша воля — закон, но прошу простить и понять… Сеанс чрезвычайно затратный в плане финансирования… Я бы сказал — мегазатратный… 

   — Понял… — вздохнул Мороз, снова чмокнул и приказал: — Покажите мне уже своего деда! 

   Пациента привел сам Бадакин. Дедом назвать его мог разве что младенец: выглядел он подтянуто и бодро. Увидев президента, обрадовался и чуть не бросился обниматься: 

   — Ива-ан Влади-имирыч, здрасте, ты ли это? 

   — Ну-ну, остынь! — буркнул на него Бадакин, но Мороз только улыбнулся: 

   — Ничего-ничего... Так как, мужик, ты себя чувствуешь? 

   — Жаловаться не на что... 

   — А мне доложили, что к девкам не пускают. 

   — Ну... енто можно и поправить. 

   Президент приблизился к пациенту, заглянул в глаза, похлопал по плечу и подытожил: 

   — Хорош, мать твою! — И через паузу: — Мне сказали, что ты мой земеля. И правда, из-под Лук? 

   — Ну а откуда ж?.. 

   — А чем занимаешься? 

   — Теперя ничем… В энтой санатории отдыхаю. Спасибо вам и дохторам — и накормлен, и одет, и заботы нет! 

   — А до «санатории»? 

   — Так это... конюхом. Пасу, кормлю, а летом за бабу на весовой сижу... 

   — А не тяжело в таких годах за лошадьми бегать? 

   — Что вы, Владимирыч! До санатории, не сбрешу, не мог уже, думал бросать. А теперя вылюднел так, что и галопом совладаю!.. 

   — Слышал, Жокей? — Мороз повернулся к помощнику. — Еще один наездник в нашем эскадроне! — довольно улыбнулся и хлопнул в ладоши, что означало — кончай базар, айда домой...


   И снова он ночь не спал. А может, и спал, но вместо снов в голове крутились лабораторные ролики: плацента с мутной жидкостью, человек в ней... Точь-в-точь малое дитя в утробе роженицы. Только наружу какие-то шланги тянутся, а над ними десятки аппаратов, мониторов, ламп...


   Только на третий день, изможденный размышлениями и нездоровьем, президент решился: 

   — Ну что, конюхи мои верные, готовьте свои плаценты. Была не была —  буду омолаживаться! — Он оглядел вытянувшихся Жокея и Бадакина, повернулся к последнему и, прибавляя в голос грозности, спросил: 

   — А ты что это ко мне без лампасов приперся?! 

   Бадакин тихо выдавил: 

   — Товарищ президент, полковнику лампасы... не положены. 

   — А почему — полковнику? Жокей, галопом тебя по европам! Готовь мой указ о присвоении ему генерала! И назначаю Бадакина председателем Службы государственной безопасности. Смотрите только, чтобы за девять месяцев тут херни какой не напороли, а то шкуру спущу!.. — Помолчал, снова придирчиво осмотрел подчиненных и окончил уже более ласково: — Подумайте, чтобы за это время я из телевизора не вылезал... Монтаж там какой сделайте, ну… как я принимаю одного, второго, документы подписываю, вас, лентяев, гоняю. Подключите Федоренкина, он знает, что и как. Ясно? 


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.