Силы природы - [49]

– Спасибо, – прошептал голос.

Бет не ответила, и мгновение спустя рука исчезла. Она не открывала глаз, пытаясь не обращать внимания на тихие звуки спора сначала насчет еды, потом насчет костра.

В следующий раз она открыла их резко, словно ее кто-то толкнул. Бет не знала, как долго спала, но, судя по всему, прошел дождь. Земля вокруг спальника была мокрой, руки и ноги казались тяжелыми от холода.

Дрожа, Бет прислушалась. Что могло ее разбудить? Она моргнула, но в такой темноте глаза были все равно что слепыми. Она ничего не слышала, кроме шороха созданного человеческими руками материала вокруг своей головы, звучавшего, когда она вдыхала и выдыхала. В капюшоне спальника что-то было, и она дернулась, потом потрогала пальцем. Это оказались ломтик сырного сэндвича и долька яблока, завернутые в отсыревшую пленку. Бет не могла определить, были ли они ее собственной пятой частью или четвертинкой сестры. Сначала она подумала, что не стоит их есть, но голод возобладал над принципами. В любом случае здесь жизнь шла по другим правилам.

Бет не знала, ощущали ли то же самое другие, но сама она почувствовала, что атмосфера заметно изменилась. Стала более простой, первобытной, чуть ли не примитивной – такой, где кусок черствого хлеба с сыром считались наградой, за которую стоило сражаться.

Рядом со спальником что-то зашевелилось, и Бет застыла. Непонятно, что это было: женщина или какое-то животное. Она лежала неподвижно, и к тому моменту, как шевеление прекратилось, на кончике ее языка появилось слово, которое она искала, настолько осязаемое, что она почти чувствовала его на вкус. Одичалость.

Глава 13

В комнате Кармен было темно, хоть глаз выколи. Фальк протянул ей свой фонарик и услышал, как она тихонько ругнулась, пробираясь к окну, чтобы раздвинуть шторы. Света запасных фонарей на земле хватало, чтобы различить очертания мебели в комнате.

– Садись, – сказала Кармен.

Стульев, как и в его номере, не было. Фальк сел на край кровати. Номер Кармен был точно таким же, как у него, маленьким и почти без мебели, но воздух пах немного по-другому. Чем-то легким и ненавязчивым, смутно напоминающим о лете. Интересно, Кармен всегда так пахла или он просто не замечал раньше?

– Я встретил Лорен снаружи, – сказал он.

– Правда? – Кармен дала ему полотенце и села рядом, поджав ноги. Перекинула волосы через плечо и стала вытирать их, слушая, как Фальк пересказывает их разговор. О хижине, о ссоре, об Элис. Снаружи стучал по стеклу дождь.

– Надеюсь, Лорен недооценивает Элис, – сказала Кармен, когда он закончил. – Один рейнджер сказал, что даже ему пришлось бы тяжело в лесу в такую погоду. И неизвестно еще, действительно ли Элис по собственной воле покинула группу.

Фальк снова вспомнил голосовое сообщение. «Ей навредить».

– У тебя есть еще какие-то предположения?

– Не знаю. – Кармен положила альбом между ними и открыла. Его страницы были усеяны газетными вырезками, края сморщились от засохшего клея. – Я листала, пока ждала тебя. История местных краев, для туристов.

Она нашла нужную страницу и повернула альбом к нему.

– Вот. Они постарались обойти стороной историю с Коваком – что вполне понятно, но не могли вообще о ней не упомянуть.

Фальк опустил взгляд. Перед ним была статья о суде над Мартином Коваком. Приговорен к пожизненному – значилось в заголовке. Фальк мог понять, почему из всех статей о Коваке именно эта попала в альбом. Она завершала историю. Подводила финальную черту под темным периодом. Статья была большой, в ней пересказывались основные моменты расследования и судебного процесса. Внизу страницы улыбались на трех фотографиях три мертвые девушки. Элиза, Виктория, Гейл. И четвертая, Сара Сонденберг. Которую так и не нашли.

Фальк и раньше видел фотографии жертв Ковака, но давно и по отдельности. Сидя напротив Кармен в темноте номера, он посветил фонариком на каждую по очереди. Все стройные, светловолосые, с тонкими чертами лица. Определенно красивые. Внезапно он понял мысль Кармен.

Элиза, Виктория, Гейл, Сара.

Элис?

Фальк посмотрел в глаза каждой жертве, потом покачал головой.

– Она не в том возрасте. Этим четырем было около двадцати.

– Это сейчас она не в том возрасте. А в те годы была в том. Сколько ей было, когда все случилось? Чуть меньше двадцати? – Кармен чуть повернула альбом, чтобы лучше видеть фотографии. В свете фонарика кожа жертв казалась призрачно-серой. – Если бы они выжили, им было бы столько же, сколько и ей.

Фальк ничего не ответил. Рядом с четырьмя женскими лицами было большое изображение Мартина Ковака, сделанное незадолго до ареста. Неформальная фотография, снятая соседом или приятелем. За прошедшие годы ее сотню раз печатали в газетах и показывали по телевизору. Ковак стоял рядом с барбекюшницей. Настоящий чистокровный австралиец в майке, шортах и ботинках. С непременной бутылкой пива в руке и ухмылкой на лице. Его глаза щурились на солнце, кучерявые волосы совсем спутались. Он был худым, но казался сильным, и даже на фотографии отчетливо проглядывались мускулы у него на руках.

Фальк уже видел этот снимок, но теперь впервые заметил кое-что еще. В глубине фотографии неясно виднелась задняя часть детского велосипеда, уходившая за край. Видно было немного. Голую мальчишечью ногу, сандалию на педали, спину полосатой футболки, темные волосы. Ребенка невозможно было распознать, но пока Фальк всматривался, у него мурашки побежали по коже. Он отвел глаза в сторону от мальчика, от Мартина Ковака, от устремленных на него взглядов давно погибших женщин.