Силы Парижа - [10]

Далее группа состоит из нескольких одиноких женщин с партитурами в руках. Здесь она размягчается, оставляет вокруг каждого тела свойственную ему атмосферу и, лихорадочно, робко, с любовной потребностью растаять, ожидает превращения.

Еще дальше она крепнет и становится трезвою, это студенты и любители, пришедшие в надлежащее время, без исступления. Она еще более успокаивается и густеет в том месте, где начинаются мелкие буржуа; но немножко подальше ее все в большей степени пропитывает и снедает новое беспокойство: мелкие буржуа боятся, что пришли слишком поздно; им кажется, что подъезд очень далеко, а входная дверь так далеко, что им никогда не добраться до нее. Чем дальше, тем более возрастает страх; это он заставляет их сбиваться в кучу и становиться в беспорядке.

Душа группы не живет одним и тем же временем; в ней есть последовательность, каскады; конечно, она не содержит ни прошлого, ни будущего, но ей удается расширить пределы настоящего и разложить его на части. Потому что она не представляет непрерывного изменения: то там, то сям в ней есть расщелины, трещины, разделяющие два оттенка. Это объясняется тем, что группа иногда по пяти минут оставалась без прироста; ее конец высох в воздухе, потеряв уже способность сращиваться. Когда, наконец, прибавлялись новые тела, соединение их не было больше совершенным; в этом месте остался рубец. Общение между обоими краями спайки происходит в более слабой степени; душа переступает через канавку.

Группа то радуется своему росту, то страшится своих равмеров. Те, что приходят и образуют новый ряд, огорчаются длиною очереди; они приносят только тревогу. Они внушают группе беспокойную мысль, что она не уместится вся целиком в зрительном зале и не свершит своей судьбы. Затем, когда вновь пришедшие утвердились на своих местах, когда они пристали, как куски штукатурки к выступам и выемкам предыдущего ряда, когда они почувствовали, что за их спиною затягивается и охватывает их общая оболочка, — у них тоже появляется желание, чтобы группа увеличивалась; они ожидают и привлекают тех, что будут последними и одним своим присутствием будут толкать их внутрь здания.

У подъезда душа перестает бояться; ее забавляют приросты очереди, но в общем она мало интересуется ими. Она говорит о другом. Здесь читают либретто, просматривают партитуру, перечисляют актеров. Те, кто знают оперу, обсуждают ее или излагают ее содержание соседям.

Группа сознает пьесу по-своему. Она не присутствует на представлении, но она думает о нем. Это не предвкушение и не стремление к восприятию: это ощущение представления в меру сил ее души. Она получит душу, более способную к познанию, лишь после превращения.

Она готовится к нему, живя более напряженной жизнью. Конец торопливо вытягивается; но он не успевает дисциплинировать то, что прибывает к нему; и когда дверь открывается, когда напор разрывает щель между ее половинками, группа не знает, удастся ли ей целиком испытать радостное превращение; и она ползет с тротуара в коридор, как ящерица с перебитою спиною, которая не чувствует больше своих задних лапок.

Рождение зрительного зала

Мощные движения разливаются по лестницам и вестибюлям. Те, что должны образовать нижнюю часть зала, движутся чинно, идут серединою лестницы и дают время нарасти волне, чтобы подняться на следующую ступеньку. Но те, что взяли верхние места, стремительно несутся от кассы к контролю, разбегаются по ярусам, ухватившись за перила и быстро семеня по ступенькам; затем вдруг рассыпаются по галереям падающим дождем ракеты.

Остов зала подобен грудной клетке: изогнутые дугою ребра, одно над другим, утончающиеся по направлению к сцене и спаивающиеся на ней.

В этой зале рождается театр; его рождение начинается сверху. У середины верхней галереи появляется тело; оно немного плотнеет, затем тонкой струей разливается направо и налево. Один ряд уже чернеет и волнуется. Середина становится грузнее; светлые вырезы остаются только позади колонн.

Тогда созревает нижняя галерея. В этот момент театр обретает ту прежнюю душу, которой обладала очередь. Но новое строение, которое принимает ее тело, приводит ее в замешательство, и первая душа сейчас исчезнет.

Души появляются также у лож и у партера. Они образуют маленькие, еще беззаботные, лужицы. Однако их испарения уже лижут и подтачивают снизу верхнюю душу.

Верхняя душа чувствует, что центр тяжести поднимается у нее и подступает к горлу, как истерический клубок. Она задыхается, качается, опрокидывается; она подобна ледяной горе с подтаявшим, основанием, которая переворачивает и падает вершиной в воду.

Зал вырос

У зала нет полного сознания своего тела. Публика больших театров с удовольствием наблюдает себя. Между моментами внутренней жизни и экзальтации она разглядывает свои формы, радуясь тому, что заключает в себе красивых и богато одетых женщин.

Комической Опере очень хотелось бы восхищаться собою. Публика лож и галерей вооружена биноклями, которые кажутся началом тоннелей сквозь косное пространство. Иногда кто-нибудь из публики первых рядов кресел встает и всматривается в группы, подобно волне, взметнувшейся над морем, чтобы видеть море.