Сильвия - [13]

– Но крови не видно.

Какая у него стройная шея, подумала в это время Сильвия.

Он поднялся с земли и сказал:

– Позвольте мне посмотреть ей в рот. Вы, быть может, слишком затянули узду?

– Не думаю, – ответила Сильвия, – я умею обращаться с лошадьми.

– У иных бывают странные особенности. Быть может, седло ей натерло бока? – заметил он.

– Нет, нет, – поспешно ответила Сильвия, видя, что он собирается распустить подпругу.

Ей всегда бывало трудно удерживаться от смеха. А тут еще эта его забавная серьезность. Но надо было решиться на что-нибудь, хотя бы на что-нибудь отчаянное, потому что еще минута и он сядет на лошадь и уедет.

– Нет, решительно никакой занозы я не вижу, – сказал он.

Сильвия улыбнулась своей очаровательной улыбкой.

– Но тогда, быть может, ваша лошадь занозила ногу? Он с недоумением смотрел на нее.

– Вы не понимаете? – рассмеялась она. – Что-нибудь должно было случиться, иначе вы не стояли бы здесь и не разговаривали бы со мною.

Но он так же растерянно смотрел на нее. Румянец медленно разливался по его лицу. Он, пожалуй, еще и обиделся. Конечно, с таким человеком надо быть только откровенным. И она тотчас переменила тон.

– Вы мистер Ширли? – спросила она.

– Да! – ответил он.

– Вы знаете, кто я?

– Да, мисс Кассельмен!

– Вы знаете, наверно, что наши родители старые друзья?

– Да, я знаю.

– Ну, тогда скажите мне… – она запнулась и добавила, – откровенно!

– Да, но что именно?

– Я была искренна и заговорила с вами, и дело вовсе не в лошади. Ну, а теперь будьте вы искренни и скажите мне, почему вы выехали сегодня так рано?

Он несколько мгновений пытливо смотрел на нее, потом ответил.

– Я думаю, мисс Кассельмен, что лучше было бы не делать этого.

Сильвия опешила. Что это? Он ей выговор делает? Или его все еще преследует мысль о прошлом его отца? Он не спешил помочь ей выйти из смущения.

– Мистер Ширли, – сказала она наконец упавшим голосом. – Вы поставили меня в очень неловкое положение.

И взглянула на него своими чудесными, по-детски широко раскрытыми трогательными глазами. Против чар этих глаз ни один человек не мог устоять. Как мог он устоять?

– Я не понимаю, – тихо ответил он. И она подхватила:

– Это я не понимаю. И не смею просить вас объяснить мне…

Она сама удивилась своей смелости. Но надо было продолжать – другого пути не было. Она видела перед собою раскрытые врата – врата в обетованную страну.

Она доверчиво подалась вперед.

– Слушайте, Франк Ширли! – начала она, прибегнув к одному из искусных своих ходов. – Я еще маленькой девочкой слышала о вас. И я все знаю теперь, потому что я приятельница Гарриет Аткинсон. Она пригласила вас приехать и познакомиться со мной, а вы не откликнулись на приглашение. Если потому, что я вас нисколько не интересую, – тогда я только напрасно вас задерживаю и себя унижаю… Но если вы хоть на миг могли подумать, что я не желаю встречаться с вами… что я относилась бы к вам иначе, чем к другим, – тогда это… это было бы ужасно, это было бы жестоко. Если вас испугало то, что я хочу сказать вам…

Она замолкла. Она достаточно сказала. Наступила долгая пауза. Он пристально смотрел на нее, и ей казалось, что он читает в ее душе, как в раскрытой книге.

– Допустим, мисс Кассельмен, – заговорил он наконец, – я думал, что вы хотели обидеть меня.

Разговор подходил к желанной развязке.

– Вы боитесь меня? – спросила она.

– Возможно, – ответил он. – Людям, не знавшим никогда страданий, легко проповедовать добрые чувства людям, не знавшим ничего, кроме страданий.

Сильвия не знала, что ответить. Это было гораздо серьезнее, чем ей представлялось в начале этой встречи, когда она сунула под седло кольцо.

– О, – воскликнула она, – что же я могу вам сказать?

– Я предложу вам один вопрос, – начал он, – вы мне чистосердечно ответите на него, и тогда между нами все будет ясно. Вы предлагаете мне вашу дружбу, не правда ли?

– Да!

– Хорошо, а вы можете сказать мне: если я приму вашу дружбу, позор моей семьи никогда не встанет преградой между нами?

– Но ведь это я и хотела сказать вам, – воскликнула она. – Конечно, нет!

– Вы уверены в этом? – повторил он.

Она хотела ответить, но он не дал ей произнести ни одного слова.

– Подумайте хорошенько. Я хотел бы, чтобы вы поняли меня. Тут не должно быть никакого недоразумения. Подумайте о вашей семье, о ваших друзьях, о всей вашей среде. Вы уверены, что между нами никогда не встанет преграда?

Она изумленно смотрела на него. Ведь он спрашивал ее, может ли он любить ее, может ли он быть близким ей. Но у нее вовсе не было намерения заходить так далеко. Это ее легкомыслие, ее опрометчивая настойчивость навели его на такие мысли. Что она могла ему ответить?

– Подумайте, – повторил он, – и не давайте мне уклончивых ответов. Скажите мне только правду.

Он смотрел на нее в упор. Она молчала и думала. Когда она заговорила, голос ее дрожал.

– Между нами никогда не встанет никакая земная преграда!

Она не в силах была больше смотреть на него и залилась румянцем. Это была одна из ее ужасных привычек: она внезапно краснела, как пион.

Надо было что-нибудь сказать, что-нибудь сделать, чтобы выйти из неловкого положения, которое она чувствовала. От него помощи нечего было ждать. Она подняла глаза.