Силуэты - [96]

«Enfant perdu»[14] Гейне. Эти стихи показывают, какое огромное значение придавал он социальной стороне своей поэтической деятельности.

На брошенном посту в войне свободы

Я тридцать лет стоял, как верный часовой.

Победы я не ждал, сражаясь годы,

Я знал, что целым не вернусь домой,

И день и ночь я бодрствовал, но спали

В палатке лагерной любезные друзья

И громким храпом тотчас пробуждали

Меня, едва хотел забыться я.

И страх ко мне порою подбирался

(Один дурак со страхом не знаком), —

Свист дерзких рифм мгновенно раздавался,

Я страхи гнал насмешливым стихом.

Да, я стоял, не ослабляя слуха:

Как только подползал опасный гад,

Я тотчас бил и в мерзостное брюхо

Без промаха вгонял ему заряд.

Весьма понятно было, что порою

И мерзкий гад удачно попадет

И также ранит. Я, увы, не скрою,

Что насмерть ранен. Кровь моя течет.

Вакантен пост. Израненное тело

Сменит в веках упорный, бодрый строй.

Я пал не побежден — оружье цело,

Со мною кончено, но не окончен бой!

Это чудесное стихотворение характеризует, как Гейне при всем разнообразии своей лирики и при огромном месте, которое занимало в его творчестве свободное отношение ко всему окружающему и к своему внутреннему миру, оценивал свою общественную роль, какое значение он придавал себе как поэту политическому. И мы имеем право сказать, что, венчая Гейне как одного из изумительнейших поэтов внутренней свободы, мы почтительно вводим его и в пантеон великих предшественников подлинной революции, то есть пролетарской революции, которую мы имеем высокую честь и счастье совершать.

ГЕТЕ И ЕГО ВРЕМЯ

Стенограмма доклада в Доме печати 22 марта 1932 г. к столетию со дня смерти Гёте. Первоначально опубликована в «Лит. наследстве» № 4–6 за 1934 г. Печатается по сборнику «Юбилеи» (1934).

…………………..

Развитие капитализма в XVII, XVIII и в начале XIX века, подъем буржуазии, вторжение этого нового класса на всемирную историческую арену с явным стремлением взять власть в свои руки вызвали ряд явлений не только экономического и политического характера, но и характера культурно-идеологического.

Англия первая вступила на путь буржуазного развития. В Англии раньше, чем в других странах, произошел грандиозный социальный взрыв и выдвинул в ней целый ряд блестящих, гениальных исследователей и поэтов — Бэкона, Шекспира, Мильтона, Гоббса и других мыслителей, доходивших до необыкновенно радикальных форм сокрушения всех устоев предшествующего общества. Несколько позднее Франция, по стопам Англии, вступила на ту же дорогу и, подготовляя свою Великую революцию, выдвинула плеяду изумительных людей, которыми буржуазия могла бы гордиться, если бы не отреклась позднее от лучшего, что было в их учении. Здесь мы видим и разъедающую насмешку Вольтера, и, сердечный, в области чувств происходящий, грандиозный романтический бунт Руссо против всех основ цивилизации и классового порядка, и группу энциклопедистов, которая, сокрушительными ударами потрясая все здание старой культуры, закладывала фундамент нового миросозерцания и нового общества, признаваемого «рациональным» и «нормальным».

Но если в Англии и Франции эпохи буржуазной революции не было недостатка в мыслителях и поэтах, то центральная роль принадлежала все же поли-тикам-практикам. В этих странах мы имеем «плебейскую», по выражению Маркса, манеру довершать движение буржуазии: королям рубили головы, разгоняли старую аристократию, стирали внутреннюю границу между сословиями и княжествами, изменяли законы и закладывали фундамент буржуазной демократии с огромной решительностью и последовательностью.

Волна контрреволюции пыталась позднее уничтожить завоеванное, но все-таки глубокие следы первых завоеваний сохранились, и весь характер дальнейшего развития Европы зависел от этих грандиозных событий.

Иначе шло дело в Германии. В своей замечательной книге по истории немецкой философии и религии^{169} Гейне первый отметил с необыкновенной чуткостью эту особенность.

К тому времени, когда на Западе бурно развертывалась молодая буржуазная культура, Германия имела уже некоторую прослойку буржуазии и группу буржуазных интеллигентов, которым не могло оставаться чуждым то, что делалось за границами Германии. Но все же это была страна отсталая. Сколько-нибудь значительных масс, которые могли бы поддержать своих вождей, у немецкой буржуазии не было. И Гейне с изумительной проницательностью отмечает, что в Германии, лишенной с самого начала возможности действовать практически, начинается процесс сублимации: социальная активность, не выражающаяся в действии, преломляется в фантазию, в художественные образы, которые передаются в музыке, книгах и картинах, в. замечательные узоры всяких идейных положений. Это тоже творчество буржуазной культуры, этим тоже кладется начало борьбы со старым порядком, со старыми идеями, но здесь борьба ведется только словом, идейным оружием.

Немецким мыслителям той поры присуще недоверие к непосредственной активности, к практическому делу как таковому. Они склонны понимать самую суть мира, понимать самое существо человека идеадиетически; работа фантазии, напряженной мысли для них особенно дорога, именно ею они жили.