Сильнейшие - [42]
Против ожидания, держался Арута совершенно спокойно. Ни капли страха — уж его-то Кайе чувствовал превосходно.
— Послушай, я… не хотел причинять вред.
— Да знаю я, знаю, — неожиданно взрослые нотки звучали в голосе. Арута потер переносицу — и жест этот показался другим, словно тоже взрослому принадлежал. — Но слушай, что мы можем дать друг другу? Зачем это все вообще?
— То есть? — растерялся Кайе.
— Мне интересно строительство, понимаешь? А тебе — забава, пока лес надоел. А мне в лесу делать нечего. Ты наигрался бы скоро — думаешь, я не понимаю? Давай хорошо друг о друге помнить. А встречаться не стоит.
— Значит, не хочешь простить?
— Я и не сержусь. Ты — то, что ты есть…
— И что же я есть? — тихим грудным голосом спросил Кайе. И вот тут Арута не нашелся с ответом, почувствовал страх.
— Я сегодня еще не кормила птиц! — прозвенел голосок, и Таличе, босая, с распущенными волосами, выбежала во дворик, держа на сгибе локтя корзинку. Она смеялась, но зрачки были большими-большими, хоть и выбежала из темноты на свет.
Кайе взглянул на девочку, вскинул руку, цепляясь за верх ограды, подтянулся и перемахнул через забор.
— Погоди! — прозвенело от калитки. Таличе стояла, бросив корзинку на землю. — Не уходи!
— Да что уж теперь, — угрюмо сказал мальчишка, смотря из-под густой челки. — Вроде все выяснили.
— Не все! — Таличе шагнула к нему, зажмурилась и поцеловала. Горячие губы ткнулись в краешек рта. Не открывая глаз, шагнула назад, готовая бежать. Руки обвились вокруг ее талии.
— Не пущу!
— Пусти, — жалобно, тоненько. — Арута…
Кайе нехотя разжал руки. Да, не надо, чтобы слышал ее брат. Довольно с него.
— Вечером я хочу тебя видеть.
Таличе замотала головой, тяжелые волосы скрыли лицо. Держал ее руку, горячую, как и губы. Пальцы тоненькие совсем. Дрожат.
— Приходи…
— Не могу…
— Я никогда… ничего не сделаю тебе. Веришь?
— Верю, — она подняла лицо, пытаясь смотреть сквозь полотно волос. Улыбнулась еще испуганно, но уже задорно. Почти прежняя Таличе.
Нечасто семья Ахатты собиралась вместе. А вот сейчас — собралась ненароком. Солнце висело над деревьями золотистым плодом тамаль, колокольчики по краям дорожки покачивались, огромные, с влажной сердцевинкой, с виду звонкие. Натиу говорила с Ахаттой о новом воине-синта, замене погибшего, а старший сын подошел и стал рядом — послушать. Служанка высокие чаши принесла, с напитком чи — самое то в жаркий день, раздала каждому. Вынесла легкий столик — чтоб было куда чашу поставить. Едва успели отпить по глотку, мальчишка примчался: рука ниже локтя в глине, штаны тоже измазаны; верно, бежал, не разбирая дороги. Похоже, прямо по стройке. Ладно, если не по чужим головам.
— Я хочу, чтобы Таличе, дочь строителя Чиму, приняли в Род! — выпалил на одном дыхании. Къятта сложился пополам от беззвучного смеха. Брови деда поползли вверх, а мать напряглась испуганно.
— Она в чем-то может быть полезна нашему Роду? — спросил Ахатта.
— Нет. Я хочу ее взять для себя.
— Это проклятие нашей семьи, брать кого ни попадя, — стараясь не расхохотаться в голос, выдавил Къятта. Натиу сжала губы, опустила глаза.
— Тебе только четырнадцать весен.
— И ей… и матери было столько же!
— Но отцу было больше.
На это мальчишка не нашел, что ответить, лишь угрюмо смотрел из-под лохматой челки. Губы вздрагивали, и пальцы сжаты в кулак — опасно Кайе говорить «нет». Он еще не понял, что, собственно, «нет» и услышал. Еще не выплеснул наружу неизбежную ярость.
Ахатта встал, медленно обошел столик, остановился подле внука.
— Ладно, с тобой понятно. А сама девочка этого хочет?
— Не думаю, что она будет против, — пробормотал мальчишка, озадаченный подобным вопросом.
— А, так вы и не разговаривали. Может, и не знакомы толком?
— Да какое это имеет значение?! — взорвался подросток. Но растерянность плеснула в голосе — и не дала вырваться наружу огню.
— Тихо! Развлекаться можно с кем угодно, а принимать в Род…
Ахатта не договорил, раздраженно взмахнул рукой и пошел в дом, бросив через плечо:
— Если она тебе дорога, позже поговорим. Через год, например.
— Послушай, сын, — нерешительно начала Натиу, поняв, что гнев младшего сына погашен, — Ведь ты должен не просто стремиться к ней. Кровь Рода не должна стать слабее…
— Говоришь, как… как северянка! — презрительно выпалил Кайе. Он вновь начал злиться. Безмерно раздражал неуверенный голос матери — говорила, словно руку протягивала к спящему дикому зверю. Погладить хочется, а страшно.
— И дети ее будут рядом с тобой… даже если пожелаешь взять другую, они все останутся.
— И что же? Можно подумать, тебе было плохо!
— Твой отец любил меня…
— Оправдываешься? — раздалось сбоку, хлесткое и насмешливое. Натиу взглянула на старшего сына и в свою очередь заспешила в дом, в другое крыло.
Къятта посмотрел на брата, больше всего походившего сейчас на очень злую, но очень мокрую кошку с подбитыми лапами. Разревелся бы, если б умел.
— Ну ладно. Дед не принял всерьез, мать испугалась. Давай поговорим с тобой. — Къятта протянул ему руку, но мальчишка остался стоять. Молодой человек улыбнулся:
— Что, "уйду из дома и буду жить в лесу"?
— Нет…
— Уже хорошо. Таличе… она для тебя звезда в колодце или женщина?
Обширны земли Солнечной птицы, разные племена обитают здесь — люди и те, кто таится от них: нечисть, что всегда рядом. И нет среди нечисти страшнее прекрасных и беспощадных Забирающих души…Мальчика по имени Йири смерть будет сопровождать неотвязно. Он не знает еще, сколь необычная судьба ему уготована. Живая статуэтка из храма, предмет вожделения, чудесная и тревожная сказка, воплощение чистоты и невинности — каким еще способно казаться одно и то же существо?Но аконит — цветок ядовитый, и никто не знает, кем станет вчерашняя кукла, когда придет ночь.
Он уже с трудом понимал, в каком мире живет — здесь, где его звали Ренато, он был глубоким старцем, за окнами падал снег, ровным слоем покрывая газоны, уютно и мертво висели на окнах темные тяжелые занавеси.А там, где его окликали — Ренни, каждый раз было другое время года — и сырая, дарящая надежды весна, и полное сочных пыльных запахов лето, и осень, нежная и властная, из драгоценных металлов и паутинок… Только одно было неизменно — мальчишечье тело, легкость в движениях, и опасение ошибиться.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«После аварии я стал видеть мир слегка по-другому. На трассе всегда было пасмурно, порой шел дождь, изредка — снег…А Лаверта полна была красок и звуков. Я научился слышать кошачьи шаги и то, как воробьи встряхивают крылышками. Научился различать бесчисленные оттенки чашечки цветка…».
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.