Сильнее смерти - [88]

Белица, прижимая к груди раздробленную ладонь, крикнул:

— Не сметь отступать, не шевелись!

— Четники почему не атакуют?

— Спрячь голову!

С рукава капала кровь. Сгустки ее падали на снег, обозначая пройденный путь. Месяц, описав по небу дугу, будто перевернутый челн, вошел в облака и скрылся. С небосвода ринулась вниз одинокая звезда, оставляя за собой светящийся след.

Пройдя с боем чуть ли не до центра города, партизаны потеряли почти треть личного состава и начали отступать. Было очевидно, что они попали в ловушку. Из каждого дома, превращенного в крепость, велся убийственный огонь. Гарнизон города был весь на ногах и укрылся за толстыми стенами домов. Затем он перешел в контратаку. Зазвучали команды на чужом языке. Вражеские орудия перенесли огонь на верхнюю часть впадины. Там взметнулись взрывы, образовав непроходимую стену из огня и стали.

Никогда еще Шолая не ощущал такой неодолимой тяжести на сердце. Лишь однажды в своей жизни он пережил нечто подобное, когда, проснувшись в лесу, обнаружил, что со всех сторон окружен стеной горящих деревьев. Тогда, как и сейчас, он ощутил во рту противный привкус. Шолая напряженно всматривался в противоположную часть города, ожидая услышать звуки боя, который должен был там уже начаться. Но в той стороне все было мирно и спокойно. Ноги Шолаи сразу отяжелели. С трудом оторвав их от земли, он бросился к ближайшему дому и чуть не разбил себе висок, споткнувшись о скрытый в снегу кусок бетона. Руки его провалились в снег и наткнулись на твердую поверхность плиты. Шолая упал. Дуло его карабина воткнулось в снег. Приподняв голову, Шолая осмотрелся и прислушался. Но в той стороне было по-прежнему тихо.

«Эх, Проле, предали нас. Разве не говорил я тебе!» — горестно подумал он. Пулеметная очередь, длинная и острая, прошлась рядом по снегу. Пригнувшись, Шолая бросился назад. Больше он ничего не видел: ни своих, ни чужих. Слышал только глухие звуки стрельбы за спиной. Перескакивая через забор, он нечаянно выпустил из рук карабин, но, лишь пробежав несколько метров, осознал, что остался без оружия. Торопливо вернулся назад и долго шарил руками в глубоком снегу, пока не нашел карабин. Над головой свистели пули, отсекая с голых деревьев ветки. Надрывно прошелестела в воздухе мина и ударила в куст можжевельника. Блеснули огнем бойницы дзотов и вновь погасли. Глаза Шолаи успели заметить толпу отступающих бойцов и множество темных неподвижных фигур на снегу. К горлу подступил ком, во рту пересохло, на глаза навернулись слезы гнева. Споткнувшись, он упал на снег и ткнулся губами в ледяную корку. Лед захрустел на зубах и растекся холодной влагой по языку. С усилием он начал ползком взбираться вверх по склону. От бессильно» ярости тело сводила судорога.

«Подонки! Убийцы! Теперь буду разговаривать с вами только пулей, паразиты! Предали раз, предали два, значит, всегда будете предавать. Хотели меня прикончить сегодня! Посмотрим, кто кого! Я должен остаться в живых, чтобы отомстить вам. Кто это сделает, если я погибну? Я должен жить!» — твердил он, упорно пробираясь ползком по глубокому снегу.

Кожа на лице ныла от холода. Снег забивал рот и нос, мешал дышать, казалось, смерзаются легкие. Вены на шее набухли от напряжения. «Нет, я не умру, пусть хоть придется ползти так до самой Плевы. Мы еще встретимся, мы должны с вами встретиться!»

Над головой пролетали мины и снаряды. Со звоном они врезались в мерзлую землю, разбрасывая дождь стальных осколков. Под рваным облаком повисла одинокой свечой ракета, выхватив из темноты плотную, как ряд зубов, шеренгу деревьев.

«Эх! Половина отряда полегла на снегу, — подумал Шолая и чуть не заплакал. — Зачем послушал их, зачем? Ну ладно. Трижды обманывали меня за мою жизнь. Надо быть ослом, чтобы дать обмануть себя в четвертый раз. Больше у них не выйдет!»

На минуту выглянул месяц и вновь пропал. Облака сгущались. Чей-то звенящий, словно натянутая струна, крик прорезал воздух и замер. Стрельба возобновилась с еще большей силой.

Собрав последние силы, Шолая дотянулся до куста и перебросил тело через вершину склона. Будучи уже в безопасности, он прошел несколько шагов и, как подкошенный, упал в снег. Передохнул немного, с трудом поднялся и зашагал опять. Когда вошел в лес, прислонился к дереву, чтобы не упасть, бросил к ногам карабин и почти зарыдал.

Обессиленный, он опустился на землю. Вокруг громко жевали привязанные кони, партизаны раскуривали толстые цигарки, скрученные из газетной бумаги.

КНИГА 4

I

Весна началась рано. Каменистая вершина Виторога оголилась. На поросших лесом скатах, где снег растаял и образовались проталины, появились первые полевые маки. Прошлогодние листья начали скрываться под молодой порослью папоротника. Лес зазеленел. Забурлили серебристые потоки, спеша к Пливе. Солнце сопровождало их вплоть до вышедшей из берегов реки и долго всматривалось в синеву водоворотов. Плива разлилась, захватив травянистые пастбища. С берегов ее свисал орешник. Верба бросала в воду свои пушистые цветы. На пшеничных полях перекликались первые горлицы. Перепелки искали место для гнезд. Жаворонки уносили в небо свою песню, рассекая молочную мглу, падали комом, как раненые, на серую пыльную доброту и прыгали между низкорослым репейником, горделиво поднимая чубастые головки. Взошли ранние посевы. За кизилом зацвел боярышник. Земля ожила.