Сильнее смерти - [105]

— Поторопись, деда. Быстрее мойся.

Дед Перушко снял штаны, сбросил пиджак и вошел в воду. Начал плескаться как утка, Рой мух кружился над его головой.

— Старость не радость! Турки осуждали человека на смерть и мазали его медом. Потом пускали на него мух и муравьев, и он умирал в страшных мучениях. Так и со мной могло произойти сегодня.

— Не тяни, дед. Мойся. А то, чего доброго, пчелы разнюхают — и тогда нам крышка.

— Если бы я в меду потонул, — проговорил Перушко, стирая штаны, — рассказывали бы об этом в Плеве сто лет. Потомство мое медовиками прозвали бы. От срама спасся я — вот что главное.

Шишко тоже полез в воду. Ни он, ни Перушко не заметили, как один из людей Томинаца подкрался к ним, покопался возле межи и исчез. Под конец Шишко выжал бороду и вытерся. Потом пошел за сапогами. Поднялся на межу, посмотрел вокруг и вдруг закричал:

— Деда, а где мои сапоги?!

Перушко обернулся.

— А где же им быть, если не там, где ты их положил!

— Нету их!

— Да как это может быть?

— Нету. Как сквозь землю провалились.

— Не мог же их ястреб в клюве унести? Для чего ему сапоги?

Шишко с межи крикнул:

— Украли их. Вон четник, растуды его мать, понес мои сапоги вместе с кокардой. Эй ты, стой! Отдай сапоги, слышишь! — и Шишко как птица полетел через пшеничное поле догонять четника.

Перушко поднялся на горку, посмотрел, как Шишко гонится за человеком в черном, а потом вернулся, чтобы продолжить стирку штанов. Он посмотрел на то место, где оставил их, и, к своему ужасу, увидел, что там их нет: быстрое течение унесло их. В каких-нибудь двадцати метрах от деда поток обрушивался водопадом. Перушко побежал вдоль берега, но вместо штанов увидел лишь белую завязку.

— Эх, мать родная, пропали мои штаны! — вскрикнул Перушко и присел. В этот момент до него донесся гневный голос Шишко:

— Предатели! Прислужники оккупантов! Сапоги у почтенного человека крадете! Плетки вам мало! Где ты, Шолая? Истребить бы эту воровскую банду!

Дед обернулся и заплакал:

— Оплакивай, Шишан, этот несчастный день! Как мы пойдем в Плеву босые и в подштанниках?! Умереть можно!

Шишко посмотрел на заплаканное лицо деда, на мокрую дрожавшую бородку и застонал:

— Ей-богу, деда, в черную пятницу родились мы. Поднимайся, пока душу нам не вытряхнули, и пошли.

XIII

По вершинам вокруг Драгнича под Млиништой по узкой дороге, петлявшей к Мрконичу, тянулись солдаты. То тут, то там раздавались выстрелы. Ночи были короткими. Утра — свежими. Дни — длинными и горячими. Временами мертвую тишину разрезал крик птицы или топот копыт.

На заре поручник разбудил Дренко.

— Схватили беглеца! К счастью, оружия у него не было, стрелял бы, гад… — проговорил он, тяжело дыша.

Дренко посмотрел на поручника. Лицо и руки того были в грязи. Дренко вскочил с постели и потянулся. Поручник продолжал:

— Еще ночью появился здесь. Шатался вокруг лагеря, и люди заметили его. Пытался отнять у часового винтовку. Лошадь его убили.

Дренко схватил ремень и подпоясался.

— Откуда он появился?

— Бумагу о розыске получили только сейчас. Офицер какой-то. Убежал из заточения. Приказывают найти его живым или мертвым… Падаль! Через окно убежал!

Дренко будто окатили холодной водой. Он взял шайкачу и вышел на улицу.

Перед сараем стояла группа четников.

— Его надо было убить, а не лошадь, — сказал один из них.

— Тише. Слышишь, капитан идет.

Дренко прошел между ними и остановился перед дверью. Колешко потянул скобу. Четники толпились у дверей, пытаясь заглянуть внутрь.

Дренко вошел в сарай. Там было тепло. Пахло прелым сеном. У самой двери стояли грязные сапоги. Дренко, глядя на прилепленную к широкой груди бороду и на запекшуюся на лбу кровь, спросил:

— Ты!.. Откуда?

Беглец откашлялся и проговорил:

— Не повезло.

— Когда бежал?

— Вчера вечером.

Дренко прикрыл дверь.

— Приказ о задержании послали следом за тобой.

— Знаю. Теперь я в твоих руках.

Дренко задрожал всем телом. Приминая сапогами сено, посмотрел в темноту.

— К Шолае шел?

— Да.

— Ранен?

— Только избит.

— Зачем ты сделал это? Убьют тебя теперь.

— Что поделаешь. Прикажи своим, пусть отправят меня. Сейчас я в твоих руках.

Дренко опять вздрогнул.

— Что ты хочешь этим сказать? Что я убью тебя?

— Этого я не сказал. Мы давно не виделись. Ты — командир, которому прислали приказ о задержании, а я задержанный, которого разыскивают.

— Ты думаешь не это.

— Почему? Разве может быть что-нибудь другое?

— Я стрелял в Шолаю. Ты слышал? Бился с ним на Пливе. Мы тогда потерпели поражение, и я стрелял в него. Поэтому ты сейчас так говоришь.

— Об этом я не слышал, а если бы даже и слышал, что из того? Я знал, что ты будешь стрелять.

— Почему ты так решил?

— Когда ты выходил из заточения, забыл попрощаться. Тогда я уже знал, что ты будешь стрелять.

— Только поэтому? Не верю. Ты, конечно, слыхал, что я стрелял в Шолаю.

— Да не слыхал. О Сайке слыхал, а об этом нет. У меня и мысли не было.

— Не из-за нее стрелял. Это меня не тронуло. Она всегда была такой.

— Ты разочаровался, потому и стрелял.

Дренко сделал несколько шагов.

— Да нет. Она всегда была такой.

— Разочарован ты.

Дверь сарая открылась — и показался поручник.

— Посыльный от Тимотия, капитан. Сообщение для вас. Требует… — Поручник хотел сказать еще что-то, но бросил взгляд в темноту и замолчал.