Сильнее смерти - [10]

— Из Плевы? — спросил он.

— Так точно, плевичанин.

— Знаю эти места, на Пливе рыбу удил. Форель у вас хороша. А после службы опять туда вернешься?

— Да.

— Дети есть?

— Нет.

— Женат?

— Нет еще.

— Ну после армии, наверное, сразу же женишься. Парень ты видный, красивую девушку возьмешь. Да… Семью иметь, трудиться как следует, хранить верность королю — это по-сербски. Ты ведь серб?

— Серб, — ответил Шолая.

— И тем, кто в Боснии живет, тоже надо хранить верность своему королю. Без короля нет государства. Король на земле, бог на небе — так говорят сербы.

— Да, — прошептал Шолая.

— За тем тебя и позвал, — сказал незнакомец, — принять на службу к королю. Получишь кокарду и папаху. И винтовку дадим короткоствольную — отличный карабин. Патронами снабдим и гранатами. Будешь королевским воином в Боснии.

— Буду, — машинально согласился Шолая.

— Защищать короля — самая благородная обязанность сербов, — продолжал тот. — Всегда будь настоящим сербом — сильным, храбрым, до конца преданным королю. Так надо!

— Да, надо, — повторил Шолая.

— Быть посему, — сказал незнакомец.

Шолая вышел из дома с бумажным свертком в руках. Сгорая от любопытства, он развернул его. Блеснула маленькая корона с прикрепленными к ней черепом и скрещенными костями. На черном поле папахи искрилась в лучах солнца кокарда четников. Кроме папахи в свертке оказался зачехленный карабин, патроны и несколько гранат. Сложив все вещи снова и завязав пакет, Шолая быстрыми шагами направился к железнодорожной станции, чтобы уехать домой в Боснию.

Там он женился. Жена вскоре умерла, и Шолая через некоторое время познакомился с Зоркой…

На село опускался вечер. Проходя мимо одного из домов, Шолая обратил внимание на девушку, которая загоняла коров в хлев. «Красивая, — подумал он, — вот бы мне такую». Он вошел во двор дома и присел на скамейку, притворившись, что пришел по делу. А взгляд его неотступно следовал за девушкой.

В следующее воскресенье он увидел ее в кругу парней, которые состязались в ловкости и силе, чтобы привлечь внимание девушки. Шолая сидел смирно, а когда настала ночь, улучил момент, схватил девушку сильными руками и понес. Девушка билась в его объятиях, пытаясь вырваться, а он нес ее все дальше и дальше от людей…

Они поженились. У них рождались и умирали дети. Жизнь не баловала Шолаю.

После женитьбы он поступил лесорубом на лесозавод к Шипаду. В первую же получку у него удержали половину зарплаты за то, что он якобы повредил вовремя рубки два дерева. То же самое повторилось и в следующий раз. Когда при расчете за третью неделю работы приказчик попытался опять поступить с ним таким же образом, Шолая рассвирепел, сгреб его в охапку и потащил в лес. Приказчик кричал что было мочи, звал на помощь. Товарищи Шолаи спешили следом — посмотреть, что будет дальше.

Шолая сбросил приказчика на кучу разделанных стволов деревьев, схватил палку и начал бить.

— Это за первую неделю, это за вторую, а это за третью, — приговаривал он при каждом взмахе. — Это за испорченные стволы, это за неиспорченные, это за меня, за всех нас. Ничего, потерпи, потерпи… Я тоже терпел!..

Ошеломленный и насмерть перепуганный приказчик был уже весь в крови, а Шолая, крепко стиснув зубы, бил его. Лесорубы молча наблюдали за этой жуткой сценой. А солнце, окутанное румяной пеной облаков, быстро клонилось к закату.

Потом Шолая отбросил палку, провел по вспотевшему лицу рукавом рубахи и, не сказав никому ни слова, зашагал прочь.

Через три дня Шолаю арестовали. Брали его осторожно, стараясь не привлекать внимания других рабочих, отвезли в город и бросили в тесную тюремную камеру. Здесь с ним проделали то же, что сделал он в лесу с приказчиком. Шолая переносил удары молча, без стонов и криков. Жандармы слышали лишь его тяжелое напряженное дыхание.

— Бунтовать решил! — кричал жандарм, занося над ним руку с твердым угловатым предметом, чтобы нанести следующий удар. — Против короля пошел! Бунтовщик! Бунтовщик! — все чаще, в такт сыпавшимся ударам, повторял жандарм.

Спустя три месяца Шолая вышел из тюрьмы. Пряча за спину исхудавшие руки, с которых кусками слезала кожа, он долго стоял, глядя на солнце, на покрытые голубой дымкой холмы, тянувшиеся до самого горизонта, и глубоко вдыхал прохладный, свежий воздух.

Потекли годы. Они были полны различных стычек и драк. На съезде четников в Скопле Шолая подрался с офицером, в Мркониче избил торговца, не раз схватывался с жандармами и приказчиками. Вдруг все это ему надоело. Он устал и про себя решил успокоиться. А в это время подошла война.

VIII

Сигнал тревоги в третий раз за ночь прогнал сон. Повелительный зов трубы не оставлял времени на размышление. Солдаты вскакивали с коек, хватали оружие и снаряжение и еще полусонные устремлялись на улицу.

— Быстрей! — звучал властный голос. На плечи замешкавшихся со свистом опускалась плеть. — Быстрей!

А снаружи было сумрачно и влажно. Из-за рваных облаков, как отточенные острия штыков, блестели звезды. Неподсохшие лужи серыми брызгами разлетались под ногами. Куски вязкой грязи прилипали к голенищам сапог. Тревожно ржали кони, нервно перебирая ногами. Звенели уздечки.