Сила земли - [24]
— Слышите, это моя Тукция! — шептал Сервий, подходя к изгороди и раздвигая кусты. Но голоса уже стихли. — Идём, идём, — торопил он Нумерия, — это они!
Сад благоухал так сильно, что с непривычки кружилась голова. Сервий шёл по дорожке как пьяный — мыслей не было. Перед глазами стояла Тукция, такая, какой он помнил её в день разлуки, — юная, загорелая, смеющаяся; он слышал её звонкий голос, от неё пахло вспаханной землёй и тёплым полбяным хлебом.
«Земля!» — подумал Сервий, и в памяти возникли поля, тихая деревушка, небо Италии…
У розового куста стоял человек в тунике и что-то говорил девушке, которая опускала срезанные розы в корзинку. При звуке шагов они обернулись. Нож выпал из руки девушки, лицо стало бледным, потом вдруг зажглось горячим пламенем радости.
— Сервий!
— Тукция!
Она была такая же, как несколько лет назад, и не такая: выросла, пополнела, лицо округлилось, только глаза были те же — живые влажные виноградины; та же родинка на подбородке и те же ямочки на щеках, когда она улыбалась.
Они держали друг друга за руки, а глаза их говорили о любви, верности, о незабвенном прошлом, о днях тревог и радостей…
Деций подошёл к ним.
— Как ты нас нашёл? — обратился он к Сервию.
— Я повсюду искал вас… Почему вы не дали о себе знать в родные Цереаты?
Деций усмехнулся:
— Зачем? Чтобы какой-нибудь нобиль, друг Сципиона Назики, узнал о нас и сообщил этому оптимату? Ведь — я остался ему должен за семена и за работу раба, нанятого у него для обработки поля.
— Значит, ты скрываешься?
— Скрываюсь. Но я думаю так: время сотрёт мой долг из памяти Сципиона Назики, и я смогу вернуться на родину. — И, помолчав, Деций спросил: — Ну, а ты — тоже разорился?
Сервий рассказал о своей жизни. Не выпуская руки Тукции, он обратился к Децию:
— Теперь, когда я нашёл её, боги помогут нам соединиться. Не так ли, Деций?.. Но ты хмуришься…
— Зачем ты обнял её, держишь за руку? — рассердился Деций.
— Нельзя не тронуть, не удержишься, — ответил Сервий пословицей.
— У тебя нет ничего, ты — нищий. Как будешь жить с женой, чем кормить её и детей?
— Я найду себе работу.
— Какую? Работу подёнщика? Ха-ха-ха! Ты хочешь скитаться с женой и детьми по стране?
— Я разбогатею так же, как и ты.
— Разбогатей сперва. Обзаведись хозяйством, стань таким, как я!.. Видишь моё хозяйство? Я занялся садоводством, работаю как вол, зато добрая Флора[100] содействует моему благополучию. Видишь эти розы? Они не хуже пестумских. Я скрещиваю многие виды роз и получаю цветы разных окрасок и запахов. Хочешь, я покажу тебе…
Но Сервию было не до цветов. Отойдя с Тукцией в сторону, он изредка поглядывал на Деция, который хвастливо показывал Нумерию и Аврелию цветы. Он водил их по дорожкам и говорил, говорил…
А Сервий с грустью сказал Тукции:
— Опять нам приходится ждать и мучиться. Но теперь ждать для меня труднее — ведь ты рядом со мной. Я так искал тебя…
— Не печалься, — подавив вздох, ответила Тукция, — мы будем часто видеться. А отца я попытаюсь уговорить. Пусть возьмёт тебя помощником, и мы втроём заживём хорошо и счастливо.
— Увы! Он не захочет…
В это время до них донёсся голос Деция:
— Тукция, пора за работу! И так потерян целый час, а за это время можно было бы отнести цветы на рынок…
— На рынок уже поздно, отец…
— А почему поздно? Напрасно потеряла столько времени! А ты, Сервий, прости меня…
— Я полагал, Деций, что ты отпразднуешь день радостной встречи жениха и невесты, — сдержанно заметил Аврелий.
— Ты одержим злыми духами! — воскликнул Деций. — «Жених и невеста»!.. Кто тебе сказал эту глупость? Это могло бы быть лишь в том случае, если бы Сервий имел своё хозяйство…
— Какое тебе дело — порази меня Юпитер! — до молодых? Пусть живут как хотят, а ты не мешай им.
— Какое дело? Отец я ей или нет? Дочь она моя или нет?
— У тебя есть достаток — что жадничаешь? — вмешался Нумерий. — Живите все вместе, работайте, и боги помогут вам разбогатеть.
— Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Деций. — Думаешь, я работал для того, чтобы другой этим пользовался? Нет, пусть он сам станет хозяином!
— Ты скуп, Деций, бессердечен, — сурово сказал Нумерий. — Не мешай жить молодым. Сервий искал вас несколько лет, он любит девушку…
— Но он — нищий! В старину покупали себе жену, и это было правильно.
— Уж не хочешь ли ты возобновить этот обычай? — засмеялся Нумерий. — Мы плебеи и должны жить в мире между собой.
— Не уговаривай меня — это бесполезно! — рассердился Деций. — И не мешайте нам работать.
Последние слова относились ко всем. Нумерий с Аврелием молча направились к выходу, а Сервий, уходя вслед за ними, успел шепнуть Тукции:
— Вечером в саду.
— Нет, — возразила она, — на ночь отец спускает с цепи собак, обходит весь сад. Жди меня возле хижины Нумерия.
Глава XVII
Сервий простился с Аврелием, который возвращался на своё судно.
Слова Аврелия не выходили у него из головы: «Деций скряга, деньги для него дороже счастья дочери. Будь я на твоём месте — увёл бы от него дочь. Это заставило бы его согласиться на ваш брак».
Встретившись вечером с девушкой, Сервий предложил Тукции уйти от отца, но она решительно сказала:
— Я ушла бы с тобой на край света, но боюсь, что отец проклянёт нас и счастья нам не будет.
Роман «Гракхи» писателя М. В. Езерского (1891–1976) посвящен самому интересному с социальной и культурной точки зрения периоду гражданских войн в Римской республике. Автор дает широкую историческую картину Древнего Рима, рассказывает о борьбе братьев Тиберия и Гая Гракхов за аграрную реформу, об их трагической судьбе, воссоздает духовную атмосферу той эпохи, быт и нравы римского общества.Книга снабжена словарем и комментариями д. и. н. Немировского А. И.Следующие романы М. Езерского о гражданских войнах в Древнем Риме также выйдут в издательстве «Скифы».
Это было в Малой Азии, в Пергамском государстве, более двух тысяч лет назад. Царем Пергамского государства был Эвмен Второй. У него было два сына — Аттал и Аристоник — от разных жен. Аттал отличался гордостью и жестокостью, Аристоник — смелостью и добротой. Мать Аристоника была рабыней. Она обладала редкой красотой, за которую и была взята царем в жены. Она много и часто говорила Аристонику о тяжелой жизни рабов и издевательствах над ними. Ее рассказы вызывали ненависть к рабовладельцам и сочувствие к рабам.
Третья книга из третьей части тетралогии Милия Езерского «Власть и народ».…остались Цезарь и Гней Помпей (Помпей Великий). Причем Цезарь выставляет себя «народным» вождем!Интриги и кровища, кровища…
Вторая книга из третьей части тетралогии Милия Езерского «Власть и народ». ... время соправления, войн и взаимных интриг Гая Юлия Цезаря и выдвиженцев Суллы - Гнея Помпея и Красса (он же Крез).
Вторая часть из трех, включенных в качестве романа «Марий и Сулла» в тетралогию Милия Езерского «Власть и народ». Продолжение кровавого противостояния дряхлеющего полководца-плебея Мария, мнимого продолжателя борьбы Гракхов за народ, и восходящего к вершине своих сил полководца-патриция Суллы.
Завершающая часть великой тетралогии Милия Езерского «Власть и народ» об истории Древнего Рима. Борьба убийц Цезаря Брута и Кассия, сына Помпея Великого - Секста - интриги и разврат наследников Цезаря - Антония и Октавиана.Здесь все три книги (части) романа одним файлом.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.