— Рыба свежая, только что из Тибра, — говорила она, подкладывая в огонь сухие чурки. — Такая будет похлёбка, какой не едали и цари!
Когда дождь совсем утих и сверху проглянуло голубое небо, а затем сверкнул острый, как золотое копьё, луч, Сервий обратился к старику:
— Что же мне посоветуешь, дедушка? Куда они могли уйти?
— Деций и Тукция?
— Они.
Афраний хитро улыбался:
— Они ушли в Сицилию, Сервий.
— Что ты говоришь, дедушка! — всплеснул руками Сервий.
— Покидая Италию, они побывали в Риме, заглянули ко мне, своему земляку…
— Я так и подумал! О боги! Сколько времени я искал их… Почему же ты мне сразу не сказал?
С этого дня Сервий стал готовиться к отплытию в Сицилию.
* * *
Незадолго до того, как покннуть Рим, Сервий был поражён, войдя однажды в атриум: два человека в дорожных плащах сидели на скамье, беседуя с Афранием. Вглядевшись в них, Сервий вскриклул от удивления:
— Тит и Маний!
— Привет, Сервий! — сказал Тит, сжимая его руку. — Как мы давно не виделись!
— Всё ищешь? — засмеялся Маний.
— Ищу, — спокойно ответил Сервий и отвернулся.
— Ищи, ищи! Когда невесте минет сто лет, тогда найдёшь её и женишься.
Сервий промолчал, не желая обижать хозяев ссорой. Но Маний не унимался — ядовитые слова так и сыпались с его языка:
— Если бы она тебя любила, то давно бы сообщила в Цереаты, где находится. Но она не думает о тебе… может быть, уже замужем. А может, ей запрещает писать Деций, этот старый башмак, место которого давно на помойке! Так ли это или нет, а ты всё ищешь… То-то будет смеху, когда узнают люди!
Не обращая внимания на Мания, Сервий обратился к Титу:
— Что привело вас в Рим? Как живут Марий и Фульциния? Что нового в Цереатах?
— Земледельцы разоряются, уходят в города с семьями… И мы разорились… Всё продано, земля отнята за долги. И мы покинули родные места, пришли в Рим… К тебе, дедушка Афраний!
— Я всегда рад вам, да в моём атриуме всем вам не поместиться — очень мал, — сказал старик. — Да и работу вам надо искать. Что ты умеешь делать, Тит?
— В легионе я научился кузнечному делу.
— Это хорошо… А ты, Маний?
— А я шить и штопать одежду.
— Ну, тогда идите к деду Муцию, он поможет вам… — Вдруг старик приподнялся на скамье. — А где же все ваши?
— Они ждут нас на улице.
Афраний рассердился:
— Что же вы не позвали их в атриум? Неужели им быть на улице? Зовите их скорее сюда!
В тот же день Сервий, поблагодарив стариков за приют, покинул Рим: он направлялся в Остию, где можно было сесть на судно, отплывающее в Сицилию.
На корабле Сервий прислушивался к разговорам воинов, возвращавшихся после побывки на родине в свои легионы. Разговор шёл о том, что на юге неспокойно, что рабы вновь, как сорок лет назад, готовят восстание, несмотря на то, что мятежи в городах и на виллах были тогда подавлены, а участники схвачены и заключены в тюрьмы.
— Говорят, — рассказывал тщедушный легионер с воспалёнными, слезящимися глазами, — что на следствии рабов били палками, секли плетьми, бичами-скорпионами…
— Какими это скорпионами? — с любопытством прервал молодой легионер, ещё юноша, не сводя глаз с рассказчика.
— Ты не видел скорпионов? Это плети с узлами, в которые вшиты бронзовые иглы.
— А где мне было их видеть? — ответил юноша, поглядывая на других легионеров, обступивших тщедушного воина.
— Так вот, — продолжал рассказчик, — рабов нещадно секли, заковывали руки и ноги в колодки, бросали в раскалённые печи, жгли на медленном огне, но они не выдали зачинщика.
— А ты думаешь, что у них был зачинщик? — спросил кто-то из толпы.
— Там, где восстание, всегда бывает зачинщик, — подхватил другой.
— Они могли восстать внезапно, доведённые до отчаяния тяжёлой жизнью, — нерешительно вставил юноша.
— Ну ты скажешь, птенец! — презрительно отозвался тщедушный легионер. — Восстания в городах и на виллах произошли одновременно — следовательно, у них был вождь. А они не выдали его!
— А ты хотел бы, — порази тебя Юпитер! — чтоб они выдали своего вождя? — крикнул широкоплечий моряк, выступая из толпы. — Их дело — не наше дело, но они рабы, а были когда-то свободными.
— Ну и что ж? — возразил тщедушный легионер. — Мы не терпим мятежей, хотим одного: чтобы было спокойно в республике да чтоб не притесняли нас нобили…
— Бьюсь об заклад, что ты лишился своего поля! — крикнул моряк. — То-то ты против рабов, которые возделывают землю!
— А ты за них?
Моряк промолчал.
Сервий слушал, не вступая в беседу.
Сервий высадился в Тиндарисе[95] и вместе с легионерами направился в таберну.
Уже издали он увидел пёструю вывеску над лавочкой: большой петух с полураскрытым клювом, казалось, собирался запеть.
— Вот он, приют мореплавателей! — сказал моряк, переступая порог.
Гул голосов метнулся навстречу, оглушил их. Легионеры остановились перед большим столом, сложенным из кирпичей; на нём стояли четыре глиняных горшка с пищей. На грубых скамейках сидели ремесленники. Рядом со столом находилась печь, а за ней полки, уставленные сосудами, служившими мерой. Перед печью суетилась пожилая растрёпанная сириянка в дырявой тунике, а лысый, невзрачный хозяин, с рыжей щетиной на щеках и рассечённой, должно быть в драке, губой, будил двух жрецов Кибелы
