Сила неведомая - [47]

Разум леди Кингсвуд блуждал посреди того, что для неё представлялось сплошным потоком непонимания. Моргана продолжила своим нежным, вибрирующим голосом, который придавал ей особый шарм.

– Если вы не читали Китса, то должны были читать когда-то «Тысячу и одну ночь» и историю о Синдбаде мореходе»? Да? Тогда вы знаете, что несчастный Синдбад попал в Долину бриллиантов и ждал орла, чтобы улететь на его крыльях и выбраться оттуда! Это как раз про меня! Я была заброшена в Долину бриллиантов и часто гадала, как же смогу сбежать из неё, но вот появился «Орёл»!

– Боюсь, что не совсем вас понимаю. Я несколько тугодум, как вы знаете! Конечно, ваша Долина бриллиантов, – если вы подразумеваете своё богатство, – обеспечила вам возможность создать «Орла»?

Моргана кивнула.

– Именно! Не будь Долины – не было бы и Орла! Но всё равно этот маленький женский Синдбад очень рад выбраться на волю!

Леди рассмеялась.

– Моё дорогое дитя, если вы создаёте некую аллегорию на своё богатство, то вы ещё не «выбрались на волю» и вряд ли этого желаете!

Моргана вздохнула.

– Моё пошлое богатство! – пробормотала она.

– Что? Пошлое?

– Да, один человек так сказал мне.

– Этот человек и сам был пошлым, я полагаю! – добродушно сказала леди Кингсвуд.

Моргана равнодушно пожала плечами.

– О нет, он не таков. Он эксцентричен, но не вульгарен. Он аристократ до самых кончиков пальцев и англичанин. Это оправдывает его грубость. Иногда, знаете ли, англичане могут быть очень грубыми! Но я бы предпочла их таковыми и оставить – это такая прекрасно воспитанная неуклюжесть, как манеры у собаки породы «Ньюфаундленд». Это не крохоборство американских мужчин.

– Вы и сама во многом англичанка, не правда ли? – спросила её компаньонка.

– Нет, я никоим образом не англичанка. Я принадлежу к чисто кельтскому происхождению из самых отдалённых высокогорий Шотландии. Но я ненавижу называть себя «шотландкой», поскольку чудные люди называют этим соловом виски3! Я просто уроженка высокогорья. Как и мои отец и мать, и я родилась дикаркой среди туманов, гор и штормящих морей – и всегда этим гордилась! Я рада, что мой первый взгляд упал не на город! Есть предание в той части Шотландии, где я родилась, которое рассказывает о далёком прошлом, когда мореходы из Финикии пристали к нашим берегам, – представители высокой цивилизации, в то время как мы все были только дикарями, – и они занимались любовью с нашими женщинами и заводили от них детей, а потом, когда они возвратились в Египет, то оставили после себя множество следов, восточных традиций и обычаев, которые сохранились и по сей день. Мой отец всегда говорил, что может проследить своих предков до самого Древнего Египта! Ему приятно было об этом думать, и это никому не мешало!

– Вы были когда-нибудь на Востоке?

– Нет, но собираюсь! Мой «Белый Орёл» мгновенно перенесёт меня туда. Но я уже вам сказала, что должна научиться управлять им в одиночку.

– А что по этому поводу говорит маркиз Риварди?

– Я его не спрашиваю! – безразлично ответила Моргана. – Мои планы его не касаются. – Она резко оборвалась, а затем продолжила: – Он придёт обедать сегодня, и потом вы должны увидеть мой корабль. Я не буду настаивать на том, чтобы вы непременно поднялись на борт!

– Я бы не смогла! – с нажимом произнесла леди Кингсвуд. – У меня на такое приключение не хватит смелости.

Моргана поднялась с кресла, добродушно улыбаясь.

– Дорогая герцогиня, не волнуйтесь! Вы для меня незаменимы на земле, но совершенно ни к чему мне в воздухе! Вам будет вполне уютно и здесь, в «Палаццо де Оро». – Она повернулась, как только заметила тень высокой мужской фигуры на гладком мраморном полу лоджии. – Ах! а вот и маркиз! Мы как раз о вас беседовали!

– Много чести! – пробормотал он, целуя её ручку, протянутую по-сицилийски галантно. – Боюсь, я пришёл слишком рано?

– О нет! Мы как раз собирались идти на обед – я узнаю время по монастырскому колоколу внизу, вы слышите?

Мягкие удары «дин-дон-дон» прозвучали из оливковых и падубовых лесов снизу, и Моргана, прислушавшись, улыбнулась.

– Бедный дон Алоизус! – сказала она. – Он теперь идёт кушать свой суп мегре, а мы – цыплёнка под соусом бешамель, и он будет так же доволен им, как и мы!

– И даже более, вероятно! – сказал Риварди, когда учтиво помогал леди Кингсвуд, которая испытывала некоторое затруднение, вылезая из своего кресла. – Он один из тех немногих, кто нашёл мир в жизни.

Моргана бросила на него проницательный взгляд.

– Думаете, он его действительно нашёл?

– Думаю, да! Он имеет веру – великую опору, что теперь покинула большинство народов мира.

Леди Кингсвуд нахмурилась.

– Мне жаль это слышать от вас!

– Мне и самому неприятно это говорить, миледи, но я боюсь, что это так! Это один из признаков всеобщей деградации.

– О, как вы правы! – неожиданно воскликнула Моргана с чувством. – Мы знаем, что даже когда один человек не способен узнать своего лучшего друга, то мы говорим: «Несчастный человек! Он лишился рассудка!» И то же самое и с народом. И со всем миром! Когда он настолько болен, что не узнаёт своего Друга, который вызвал его из небытия, который вскормил и воспитал его, подавал всё насущное, – то мы можем сказать то же самое: «Мир обезумел!»