"Сила молитвы" и другие рассказы - [12]

— Я так хотел купить велосипед, — вдруг как-то по-детски жалобно сказал Йонас, — но за него надо было отдать пять коров! Разве можно себе такое позволить?

На условия жизни в лагере он не жаловался, привыкнув еще на воле вставать раньше, чем зэки, спать меньше заключенных, а работать он умел и любил.

Наконец, в лагере, как считал Йонас, ему повезло: он работал на огородах при зоне. Когда-то единственный во всей округе он выписывал сельскохозяйственный журнал, знал в теории новинки сельхозтехники и передовые приемы агротехники. Как он мечтал воплотить это на практике! Но удалось купить лишь железный плуг. Зато в зоне он развернулся и выращивал такие рекордно высокие урожаи, что начальство удивлялось неистовому литовцу, готовому работать даже при луне. Йонаса поощряли, разрешая ему посещать лагерную библиотеку.

— Я всегда хотел учиться, хотел читать! — восклицал он. — Я читал в лагере. Я читаю сейчас!

Йонас торопливо доставал из сундука подшивки каких-то старых журналов, учебники и среди них учебник «Астрономия».

— Я думал всю жизнь, — продолжал он, — и понял: главное зло — это богатство и зависть, самая черпая зависть, если у кого-то чуть-чуть больше вещей. Я знаю, как правильно устроить жизнь. Запишите, пожалуйста. У меня все продумано.

В изложении Йонаса план переустройства мира выглядел так. У всех людей должна быть одинаковая одежда и одинаковая еда. Ничего лишнего, чтобы не было зависти! Тогда наука и ученые будут править миром, а люди станут ходить в библиотеки и читать книги.

— Простите, но все это похоже на зону, правда, без колючей проволоки, — возразила я Ионасу.

— А знаете, что страшнее зоны? — горько сказал он. — Это когда человек экономит на спичках и гробит жизнь ради вторых штанов. Правильно меня посадили, правильно. Таких сумасшедших надо сажать!

На том мы и расстались. Вернулась я в банкетный зал как раз в то время, когда здесь, как во всяком приличном застолье, решали судьбы мира.

— У нас в центре России сёла без газа, а у вас к любой деревушке подведен газ. На чьи денежки, а? — наседал на парторга маститый писатель.

— Сама даете, как тураки, — отбивался парторг. — Нет, дурнее русских только мы, литовцы!

Закончились пререкания тем, что двое спорщиков обнялись и дружно исполнили русскую песню «Катюша».

* * *

С годами многое забывается. А недавно я снова вспомнила Йонаса, прочитав пророчество преподобного Серафима Вырицкого: «Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества».

Правда, мера богатства у каждого своя. По-настоящему богатых людей на планете не так много, и даже знаменитый список «Форбса» вполне исчерпаем. Основное население земли — люди среднего достатка. И однажды американские социологи провели эксперимент среди клерков среднего класса, подразделявшихся в свою очередь на клерков старших и младших. У старших были телефоны с особой кнопочкой-пупочкой, вешалки для одежды особенной формы и еще какие-то специальные мелочи, позволяющие им чувствовать себя своего рода «майорами» и «генералами» среди серого офисного планктона. И вот приходят однажды старшие клерки на работу, а у них обычные телефоны и вешалки, как у младших клерков. В деловом и в материальном плане этих людей никак не утеснили, но с них, если так можно выразиться, сорвали погоны офисного генералитета. Кому-то стало дурно, кто-то в панике пил валерьянку, а одного клерка в тяжелом состоянии увезли в реанимацию.

В том-то, вероятно, и заключается главная трагедия богоборчества, что здесь ничтожное превращается в великое и люди веруют в значимость престижной тряпки, телефона с особой пупочкой или такой вешалки, какой нет у «серых» людей.

Р.S. На днях увидела по Интернету видео, где шоумен читал похабные издевательские стихи про Ленина, а зал гоготал. Так вот еще раз о Мавзолее: раньше сюда приходили ветераны, по-своему любившие Ленина, а теперь приходят в основном «гогочущие». Можно любить или ненавидеть Ленина, но издеваться над покойным не в чести на Руси. Пора похоронить покойника. Давно пора.

Дребязги

Польское слово «дребязги», в переводе «мелочи», врезалось мне в память мгновенно во время налета польских таможенников на наш переполненный до отказа общий вагон. Разумеется, это был не налет, но таможенный досмотр с обязательной проверкой: а не вывозят ли господа из Польши вещи, не указанные в налоговой декларации? Тем не менее все происходило в форме погрома. Сначала погранцы с автоматами ногой распахнули дверь, а потом принялись пинать чемоданы, вышвыривая из них вещи. В воздухе замелькали упаковки колготок, футболок, шарфиков под многоголосый вопль пассажиров:

— Пан, то дребязги!

Оказывается, дребязги, то есть мелочи, не облагаются налогом, а везли чемоданами именно их.

Закончилось все очень быстро и мирно. Владелец чемодана с дребязгами (триста пар колготок) тут же собрал дань с пассажиров, а таможенники поблагодарили и элегантно отдали честь.

Моим соседом по вагону был профессор-лингвист, владеющий многими европейскими языками и отчасти русским.