Сила или комфорт: выбор судьбы - [63]

Однако торжество Сталина, его горделивая безмятежность продлилась недолго – всего несколько месяцев после взятия Берлина и парада Победы на Красной площади. Взрывы американских атомных бомб в Хиросиме и Нагасаке прервали радость Сталина и вселили в него беспокойство. С этими взрывами Сталин перестал быть одним двух «первых» на планете, он в миг атомного взрыва стал даже не вторым, а далеко отставшим, уязвимым, и поэтому снова «слабым». Горделивая Россия, лежавшая в руинах, в тот самый миг откатилась с места повелителя Европы и половины мира в ряд второстепенных, далеко сзади Америки. Россия, ее народ даже не догадывались об этом, но уязвленный Сталин это понимал и глубоко переживал. Восстановить свою гордость и величие Сталин мог только, спешно получив в распоряжение собственную атомную бомбу, и пригрозив ею всему миру.

Так народ, даже не ведая, должен был восстановить свою силу, неожиданно поколебленную чужим взрывом, создав и себе это дьявольское оружие – надрываясь, прилагая все силы, умение, смекалку, и снова теряя тысячи жизней. Русскому этносу опять предстояло испытание на жизнестойкость.

Россия и Сталин давно казались неделимым целым. Сталин считал себя более русским, чем грузином, о чем неоднократно говорил. Россию, которая победила столь сильного врага, построил именно он, Сталин. В этом был убежден не только он сам и весь его народ, это признавали во всем мире. Даже непримиримый враг «Советов» В. Черчилль, союзник во время войны, но затем вновь злейший враг, скажет после смерти Сталина: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой». Возможно, эти слова только приписываются Черчиллю, но в них – правда.

Между тем, угроза стране начала складываться очень серьезная. Недавний союзник и «партнер» В. Черчилль в своей знаменитой Фултоновской речи в 1946 году фактически объявил Холодную войну Советскому Союзу. Разумеется, не будь Россия советской и коммунистической, и проявила бы она большую податливость англосаксам, Холодной войны никто бы ей не объявил. Однако не будь она советской и коммунистической уже двадцать пять лет, то неизвестно – существовала ли бы она к 1946 году, а не пала, как пали за несколько недель европейские «свободные» державы под сапогами гитлеровцев.

Тем не менее, Холодная война уже началась, но оружия, чтобы противостоять новой угрозе у России не было. «Доктрина Трумэна» (1947) недвусмысленно объявляла о готовности США применить против СССР ядерное оружие. Ситуация для России складывалась опаснее, чем даже перед недавней войной. Отвести же эту опасность от страны могла опять только собранная в кулак адекватная Сила.

Еще не кончилась война, как руководству стала очевидна необходимость срочного создания нового оружия. Разведка сообщала о работах в этом направления в США, Англии, Германии и других странах. Поэтому на совещании в узком кругу Сталин только подытожил: «Надо делать».

Усилия России по созданию атомной, а затем и водородной бомб, по значению для обретения Силы можно поставить в один ряд с былой ускоренной индустриализацией 30-х годов. Опять несчетные жертвы, понесенные на рудниках и заводах «атомградов» – сознательно и по не пониманию коварства радиации.

В стране не было ни урановых рудников, ни соответствующего оборудования, ни научных наработок. Однако в России были талантливые кадры. На первых порах помогли «агентурные» сведения по зарубежному опыту, переданные несколькими западными учеными, сочувствующими коммунистам. Затем десятки тонн урановой руды удалось найти и вывести из побежденной Германии, там же наладить и добычу этого сырья военнопленными на руднике «Висмут». Удалось даже убедить добровольно выехать из Германии в Россию с семьями нескольких крупных специалистов этой области.

Россия, ее ГУЛАГ, начали покрываться новыми центрами подневольного труда, на этот раз совершенно секретными. То были урановые рудники, обогатительные фабрики, научно-производственные центры с ядерными реакторами, испытательные полигоны. Работавшие на них сотни тысяч заключенных делились на несколько категорий, с разными условиями труда, содержания и охраны, с разной последующей судьбой. Заключенные с большими сроками, в основном «политические», даже не подлежали «законному» освобождению – из-за секретности содержания их работы и знания месторасположения объектов. Сотни тысяч «военных строителей» были бывшими бойцами Красной Армии, на чью долю выпало пройти весь ад фашистского плена, выжить и быть «освобожденными» своими. Они считались подозрительными и наказывались за «нестойкость» в боях. В лагерях атомградов отбывали сроки и лица, оказавшиеся в конце войны на оккупированных территориях; работали тысячи военнопленных; особую категорию заключенных составляли десятки тысяч «власовцев» – изменников родины, воевавших на стороне фашистов.

Труд заключенных, работавших в атомградах, оказался экономически очень эффективным. Сохранились многие «заявки» производственных и даже научных организаций, не исключая и Академии наук СССР, с просьбой о выделении для строящихся «объектов» новых «партий» невольников.