Сила или комфорт: выбор судьбы - [62]

Однако уже в Гражданскую войну верховный комиссар Лев Троцкий расстреливал каждого десятого из частей, допустивших, по его мнению, трусость, отступившим перед врагом. Мера, неведомая со времен Римских легионов. Он же брал в заложники и мирных граждан из числа враждебных большевикам классов и расстреливал их, если враг совершал диверсии или применял «белый» террор.

Жестокие сталинские репрессии в Армии выкосили десятки тысяч офицеров высшего и среднего звена, оголив войска, оставив их без опытного и «бывалого» в боях руководства, что вскоре оберулось позорными отступлениями и «котлами» в первые полгода войны.

Но это посеяло и страх. НКВД, позднее СМЕРШ, могли выдернуть из войск любого, не только за проступок, но даже за «пораженческие» разговоры. Заградотряды по сталинскому приказу «Ни шагу назад!» становились с пулеметами позади наступающих войск. Не только ненависть к врагу, жажда победы и мести заставляли солдат вставать и идти под пули, но многих двигал и страх. Офицерам, вплоть до командующих армиями, грозил расстрел за малодушие и самовольное отступление перед врагом.

Подобные жестокости не применялись в армиях либеральных стран. Но эти страны и падали перед гитлеровскими армиями как кости домино. Но и Гитлер ввел в своей армии расстрелы за «трусость» в бою и подобие заградотрядов еще задолго до сталинского отчаянного «Ни шагу назад!».

Поэтому сомнительно, что либеральная демократическая Россия, какой ее видели партийные фракционеры-оппозиционеры, смогла бы устоять перед фашистской военной машиной и не рухнуть вслед за либеральной и более сильной Европой.

Чрезвычайные вынужденные меры, как бы жестоки они ни были, воспринимаются всегда народом с болью, смешанным со страхом, но подсознательно «с пониманием», как верные, и действительно необходимые для выживания страны. Ни во время Отечественной войны, ни после победы, ни даже теперь, когда стали известны те жестокие меры, приведшие к гибели миллионов невинных людей, нигде и ни разу это не вызвало широкого негодования или протеста. Люди после окончания войны восприняли это как скорбные, но необходимые и единственно верные тогда меры для достижения победы над врагом. Благодаря, возможно, только этому, они стали победителями, а теперь живы и счастливы. Народ, этнос, в глубине своей способен к любому перенапряжению в решающие для жизни моменты, готов идти на любые жертвы, а победив, не горевать, восстанавливаться и не вспоминать более об этом.

Возвращаясь назад в революционное время, положение России, как мы теперь понимаем, было похоже на картину «Витязь на распутье». "Направо пойдёшь – коня потеряешь, прямо пойдёшь, голову потеряешь, налево пойдёшь – и коня, и голову потеряешь". Но в данном случае витязь коня не развернул, как в сказке, а дальше двинулся, выбрав следующее: пожертвовал благоденствием народа, даже жизнью очень многих, ради жизни этого народа в будущем – его внуков и правнуков.

Было ли это осознанным решением кого-либо конкретно? Одного диктатора Сталина? Нет, это было подспудным решением всего народа. Не потому ли с таким рвением доверили ему свою судьбу не только соратники по партии, но и миллионы? Судьбоносные чувства и умонастроения развиваются в народе постепенно, затем они охватывают людей неким единым внутренним убеждением. Этнос объединяется общей решимостью, он подсознательно противопоставляет себя и свою национальную идею чужакам. В этом проявляется Личность, объединяющая на бессознательном, интуитивном уровне большинство индивидуумов этноса. Внешне случайными событиями, управляемая, казалось бы, случайно встающими у руля власти людьми, Личность народа неизменно подвигается к верному и единственно возможному и благоприятному для будущей жизни решению и исходу. Однако всегда это происходит с многочисленными жертвами и бедами для многих людей.

13. От победы к победе

Победившая Россия вышла из войны гордой, но обессиленной. Половина страны лежала в руинах и пепелищах, в опустевших деревнях почти не оставалось здоровых мужчин, чтобы кормить страну. После победных салютов, радостных встреч, слез и горечи от потерь любимых, полуголодный народ приступил к восстановлению разоренной, но спасенной земли. В Кремле царил дух торжества и заслуженной гордости: государство «рабочих и крестьян» из недавней нищеты и бессилия превратилось в могущественную державу, и блестяще это доказала. Только одна страна на земле могла теперь называться ей ровней – США.

Сталин снисходительно, но и с удовлетворением позволил присвоить себе чин генералиссимуса – странное для России звание, экзотическое, но для героя-полубога теперь не существовало ничего подходящего из обычного «человеческого». На экранах кинохроники Сталина теперь можно было видеть только в пышном мундире генералиссимуса.

То было время триумфа для личности Сталина. Все, к чему он стремился еще юношей, для чего скитался по тюрьмам и ссылкам, рисковал жизнью, боролся в подполье, утверждал свою правоту в партии, не считаясь с людскими жертвами, оказалось верным, его страна стала великой, достигла невиданного могущества. Он оказался во всем прав, он победил – сильнейшего, страшного Гитлера, перед кем трепетали и падали надменные страны Европы. Россия стала супердержавой, второй по экономическому и военному могуществу в разрушенном войной мире.