Сила или комфорт: выбор судьбы - [61]

Возвратимся к варианту установления «либерального» режима в отсталой России начала века в условиях угрозы мировой войны, которая и разразилась через двадцать лет. Великие европейские страны рухнули под ударом фашистской Германии в считанные месяцы. Извечно отстававшая от них Россия последовала бы вслед за ними, развалившись как карточный домик, вплоть до самого Урала. Но на Урале Германию встретила бы не сильная русская военная промышленность, вооружавшая народ, а оккупационная армия союзной по «оси» Японии.

Еще одну «развилку» в судьбе Россия могла встретить в 1918 году на Учредительном собрании. Этот всероссийский въезд представителей всех политических сил России должен был обсудить и принять основные для нового государства акты, выбрать правительство и его главу. Даже большевики задолго до октябрьского переворота публично призывали к скорейшему его созыву, полагая в нем возможность усиления своих позиций, не надеясь еще на успех силового переворота. Однако после Октября отношение большевиков к работе и вероятным решениям Учредительного Собрания изменилось в корне. После проведения всероссийских выборов депутатов (более 800), оказалось, что большевиков и их поддерживающих среди них было менее четверти. Стало ясно, что нужных большевикам решений Учредительное собрание не примет. Главой правительства большевик выбран быть не может, только либерал-социалист или эсер или меньшевик. Однако захваченную силой власть большевики отдавать никому не собирались.

Учредительное собрание было официально созвано и открыто в январе 1918 года, но после менее суток работы, ранним утром оно было грубо прервано большевиками, объявивших, что «караул устал», а на следующий день вообще закрыто и распущено. Представим дальнейший путь России, если бы Учредительное собрание продолжило свою работу, избрало правительство и премьера. «Гадая на кофейной гуще», оценим, что стало бы «лучше» при либеральных демократах, если бы они сумели удержаться у власти.

Очень возможно, что не было бы Гражданской войны или она стала бы менее кровопролитной и яростной. Россия не потеряла бы от 12.5 до 15 миллионов своих граждан.

Не было бы насильственной коллективизации крестьянских хозяйств. Миллионы работящих и зажиточных крестьян и их семей не были бы выселены в отдаленные районы, многие из которых погибли. Напротив, окрепшие частные хозяйства, вне сомнений, хорошо кормили бы страну.

Не случилось бы страшного голода начала 30-х годов, из-за изъятия хлеба государством для продажи за рубеж в обмен на оборудование, нужное для ускоренной индустриализации. Тогда тоже погибло несколько миллионов граждан.

Не произошли бы жестокие политические репрессии, начавшиеся сразу после прихода большевиков к власти, достигшие небывалых масштабов в 30-х годах, и вновь вспыхнувшие после войны. То было горе, неволя и гибель для более, чем 40 миллионов ни в чем не повинных людей.

Назовем теперь «пассив» этой гипотетической «бухгалтерии», то есть что бы стало «хуже» при либералах, без власти большевиков.

Не были бы построены за годы первых пятилеток тысячи новых заводов, шахт, каналов, дорог, составивших «хребет» новой России. Не было бы перед войной создано станкостроения, автомобилестроения, тракторостроения, химической и авиационной промышленности, как и производства мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и прочего. Как никогда не было этого и до революции.

«Хребет» страны был создан исключительно за счет внутреннего ресурса – внутреннего накопления, потому что в кредит никто и ничего не давал – только за наличные: хлеб, золото, художественные ценности. Золото – из церквей и по реквизиции от бывших дворян, «буржуев», «деклассированных» элементов; картины – из национализированных частных собраний, включая Эрмитаж; хлеб – насильно отнятый у крестьян, в том числе у страдавших и умиравших от голода. Для успеха нужен был еще труд. Выручил рабский, принудительный труд десятков миллионов репрессированных.

Без этого начального капитала, невозможно было ни быстро восстановить страну, ни превратить ее в индустриальную державу. Индустрия – это была сила, которая спасла страну в Отечественную войну. Победа в ней была достигнута не только «ценой» 27 миллионов погибших соотечественников, но и десятков миллионов тружеников, в том числе заключенных, брошенных Сталиным в топку ускоренной индустриализации в 20-30-х годах.

Но и «левый» или «правый» уклоны в самой партии большевиков, с которыми Сталин боролся, повели бы страну в сторону от укрепления государственной мощи. И те и другие уклонисты-большевики видели путь России в замедлении темпов индустриализации для блага самих же граждан России, в защите крестьянства от насильственной коллективизации под лозунгом Бухарина «Обогощайтесь!». Сталин смял эти настроения в партии, как и уничтожил их представителей. Он требовал от партии наращивания Силы государства, а не достижения потребительского счастья для народа, и в этом его неизменно поддерживали партийные съезды.

Есть еще один фактор, сыгравший значительную роль в победе над врагом в Отечественной войне. Это повсеместная жестокая дисциплина и страх. В царской армии, а позже и в армии либерального Временного Правительства, в конце войны дезертировали тысячами. С фронтов снимались и уходили целыми взводами, «левые» пропагандисты свободно призывали солдат к «братанию» с врагом, к суду над строгими офицерами и расстрелу, к созданию солдатских Советов и т.п. В результате фронты Первой мировой оголялись и безудержно откатывались.