Сила или комфорт: выбор судьбы - [35]

§17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями; опутать их, сбить их с толку, и, овладев, по возможности, их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницею и сильною помощью для разных революционных предприятий.

§22. У товарищества ведь нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но, убежденные в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путем всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию».

«Наше дело – страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение», – писал Нечаев. В 1872 году он был арестован в Цюрихе и выдан русскому правительству как уголовный преступник. В 1873 году Нечаева заключили в Петропавловскую крепость, где он умер через 9 лет.

Н. Бердяев: «Нечаев во многом предвосхищает тип большевистской организации партии, крайне централизованной и деспотической, в которой все идет сверху». Примечательно, что в советское время, особенно при сталинском режиме, «Катехизис» Нечаева замалчивался, он никогда не печатался в то время, как былые революционные традиции широко прославлялись. Новый репрессивный режим боялся отчаянного террора – теперь против себя.

Образующиеся в России кружки революционно настроенной интеллигенции и разночинцев, можно называть консорцией – объединением людей с повышенной пассионарностью, с близким мировоззрением и общей судьбой.

Отрыв правящей элиты от народа усугублялся и тем, что не только наследники монархии, но и дети дворянства воспитывались с раннего возраста западными гувернерами и гувернантками, принадлежащими совсем к иному этносу. Моральные ценности, бытовая нравственность, язык чуждого этноса на всю жизнь внедрялись в подсознание детей, несмотря на обязательные уроки православного Закона Божьего. Поэтому русские монархи, их окружение, «высший» свет стали в XIX веке этнически чуждыми своему народу.

Однако, пассионарность, скрыто разлитая в народе, сохранялась. Это позволило одержать победу в Отечественной войне 1812 года, несмотря на троекратное превосходство противника по численности армии. Перед лицом опасности в глубинах русского народа проявился тогда общий пассионарный порыв к сопротивлению и победе.

Но после победоносной Отечественной войны 1812 года Россия как этнос в фазе надлома стала постепенно терять силы, способность и волю к сопротивлению враждебной среде. Последовала череда поражений: в Крымской войне против европейских держав, в 1904-1905 годах против Японии. Хотя Россия еще и числилась в «клубе», Великих держав, но это был уже «колосс на глиняных ногах». Так называли ее за рубежом и так к ней относились. Наконец, последовала трагическая Первая мировая война, в результате которой Россия потеряла половину Европейских владений, и внутренний развал положил конец великой империи.

Изучая теперь социальные процессы в России, приведшие к этому, становится понятным, что русский этнос, застрявший в тисках сначала рабовладельческого крепостничества, затем абсолютистского имперского строя, не допускавшего свободомыслия, расколотый на сословия-касты, неуклонно терял природную сопротивляемость, пока она полностью не иссякла. Государство безнадежно отставало от вечно враждебного Запада, как это происходило и в допетровское время. Но тогда волею случая на троне оказался крайний пассионарий, вздыбивший Россию к новой жизни. Теперь же, при слабых правителях силы государства и этноса быстро утрачивались.

Немногие доступные для косной монархии пути усиления государства неизбежно повели бы только к еще большей закрепощенности народа, что было уже неприемлемо. Свежие силы могли проявиться у государства лишь с разрушением устаревших социальных отношений – имущественных и нравственных, что, однако, представлялось властям опасным. Активным деятелям протеста выход виделся лишь в либеральных идеях, причем в их разновидности «за все хорошее и против всего плохого». То есть за все, чего нет, и никогда не было в империи, – за свободу и равенство, – но будучи при этом наивно уверенными, что прочее сохранится и приложится само собой, а именно – Сила государства. Им виделось, что лишь либерализм мог ослабить костенеющую хватку умирающего режима, как и было в действительности. Однако либерализм – это призыв к безграничной свободе, ко «всему хорошему», к свободе и счастью, или современным языком – к «комфорту» для всех народов. Под «плохим», конечно, подразумевалась Сила государства, которая тогда употреблялась во вред народу, и которую необходимо было искоренить. Именно поэтому русское общество так увлеклось идеями анархизма Бакунина, отвергавшим государственную власть, полагая в сильном государстве начало всех бед.