Сила безмолвия - [76]

Он на минуту остановился, окидывая взглядом все мое тело, улыбнулся и заговорил снова.

– Сегодня ты достиг места безмолвного знания, — заключил он.

Он объяснил, что сегодня моя точка сборки сместилась сама по себе, без его вмешательства. Я вызвал этот сдвиг с помощью намерения, манипулируя чувством своей огромности, в результате чего моя точка сборки достигла местабезмолвного знания.

Мне было очень любопытно слушать, как дон Хуан объяснял мой опыт. Он сказал, что говорить о впечатлении, вынесенном из места безмолвного знания, можно лишь в терминах «здесь и здесь». Он пояснил, что, когда я говорил ему о своих ощущениях парения над пустынным чапарралем, я должен был добавить об одновременном видении поверхности пустыни и верхушек кустарника. Другими словами, одновременно я находился там, где я был сам, и там, где был ягуар. Таким образом я и смог видеть, как осторожно он ступает, стараясь не поранить лапы колючками кактусов. Иными словами, вместо того, чтобы воспринимать все как обычно – здесь и там, я воспринимал «здесь и здесь».

Его объяснения испугали меня. Он был прав. Я не признался ни ему, ни даже самому себе в том, что находился в двух местах одновременно. Я не осмелился бы даже думать в таких терминах, если бы не его разъяснения.

Он повторил, что мне требуется больше опыта и энергии, чтобы все обрело смысл. Я был слишком неопытен и все еще нуждался в постоянном присмотре. К примеру, пока я парил над кустарником, ему пришлось быстро смещать свою точку сборки из места разума в место безмолвного знания и обратно, чтобы держать меня под контролем. Это очень его истощило.

– Скажи мне одну вещь, – обратился я к дону Хуану, желая проверить его рассудительность. – Этот ягуар кажется более странным, чем ты хочешь признать, не так ли? Ягуары ведь не являются частью фауны этих мест. Пумы, но не ягуары. Как бы ты мог объяснить это?

Перед тем как ответить, он наморщил лоб. Вдруг он стал очень серьезным.

– Я думаю, что именно этот ягуар подтверждает твои антропологические теории, – провозгласил он торжественно. – Очевидно, ягуар следовал по тому самому знаменитому торговому пути, соединяющему Чиуауа с Центральной Америкой.

Дон Хуан так захохотал, что его смех эхом прокатился в горах. Это эхо встревожило меня не меньше, чем ягуар. Даже не само эхо, но факт, что я никогда не слышал эхо ночью. Оно всегда ассоциировалось у меня со светом дня.

* * *

Мне потребовалось несколько часов, чтобы вспомнить все обстоятельства своей встречи с ягуаром. Все это время дон Хуан не разговаривал со мной. Он прислонился к скале и дремал, сидя в таком положении. Спустя некоторое время я перестал обращать на него внимание и наконец уснул сам.

Проснулся я от боли в скуле. Я спал, прислонившись одной щекой к скале. Открыв глаза, я попытался соскользнуть с валуна, на котором лежал, но потерял равновесие и с шумом плюхнулся на ягодицы. Дон Хуан появился из-за кустов как раз вовремя, чтобы успеть посмеяться надо мной.

Начинало темнеть, и я вслух высказал свои опасения насчет того, успеем ли мы добраться до долины, прежде чем наступит ночь. Дон Хуан пожал плечами. Казалось, это его не заботило. Он сел рядом со мной.

Я спросил, хочет ли он услышать более подробный рассказ о том, что я вспомнил. Он жестом показал мне, что все в порядке, однако вопросов задавать не стал. Я подумал, что он предоставляет мне возможность самому начать говорить, поэтому стал рассказывать ему о трех вещах из моего вспоминания, которые показались мне наиболее важными. Во-первых, то, что он говорил о безмолвном знании; во-вторых, я сместил свою точку сборки с помощью намерения, и еще – то, что я вошел в состояние повышенного осознания, не получив удар между лопаток.

– Сдвиг собственной точки сборки с помощью намерения – твое самое большое достижение, – сказал дон Хуан, – но достижение – это нечто личное. Оно необходимо, но не является чем-то важным. Оно не является той целью, к которой стремятся маги.

Я полагал, что знаю, чего он хочет. Я сказал ему, что не' совсем забыл происходившее со мной. В нормальном состоянии моего осознания остался горный лев – понятие о ягуаре не укладывалось в моей голове, – который преследовал нас в горах, да еще слова дона Хуана о том, что нападение гигантской кошки, возможно, каким-то образом обидело меня. Я стал уверять, что абсурдно говорить о чувстве обиды. На это он ответил, что я, должно быть, испытывал то же самое, когда меня донимали мои товарищи. В этом случае мне следует либо защищаться, либо уйти прочь, но только не чувствовать себя морально уязвленным.

– Это не та цель, о которой я сейчас говорю, – продолжал он с улыбкой. – Понятие об абстрактном, о духе — вот единственная цель, которая важна. Представление о личном «я» не имеет ни малейшей ценности. Ты все еще ставишь на первое место свои собственные чувства. Всякий раз, когда появлялась такая возможность, я заставлял тебя осознавать необходимость абстрагирования. Ты всегда полагал, что я имею в виду абстрактное мышление. Нет. Абстрагироваться — значит сделать себя доступным духу путем его осознания.