Сигнальный экземпляр - [7]

— Чёрт! — внезапно вырвалось у Себастьяна. Но не от страха, а от злости. Оттого, что он так запуган. Оттого, что сердце предательски доказывает это. И от дерзости озвученных мыслей. Оттого, что это и правда шанс. — Чёрт…

— Полагаю, это значит «да», — усмехнулся Ронни.

— Я сомневаюсь, что смог бы, — решимости у Себастьяна и так почти не было, а после озвученного «да» её не стало совсем. — Думаю, что…

— Я не спрашиваю тебя, что ты думаешь, — внезапно жёстко оборвал его Ронни. — Не спрашиваю, смог бы ты или нет. Я спрашиваю: хочешь остановить всё это?

— Да, но… Но почему ты говоришь об этом именно сейчас?

— Потому что появился шанс справиться с этим.

— Тебя же никто не слушает! Никто не хочет рисковать, ты сам говорил!

— Кроме Саймона.

— Саймона?

Ронни кивнул.

Саймон, этот невзрачный паренёк, ничем не выделялся среди остальных. Только держался, пожалуй, ещё отчуждённее других. Себастьян не знал, когда и как Ронни успел с ним договориться, но понимал: для Ронни это победа. Наконец-то кто-то поддержал его идею. Это даже немного пугало.

— Ну так что?

— Что? — тупо переспросил Себастьян, хотя уже всё понял. Понял, но не хотел признаваться Ронни в том, что чувствует. Не хотел душить его зародившуюся надежду.

— Нас двое. Я и Саймон. Мы настроены решительно, но двое — тоже мало. Для моего плана. Нам нужен третий, понимаешь? Нужен, — с нажимом повторил Ронни. — Втроём мы точно справимся. Подумай только, мы сможем это сделать!

— Мы. Ты, Саймон и я.

— Конечно, — кивнул Ронни. — И неважно, что ты там думаешь. Важно — хочешь ли ты. Готов ли ты. Вот что важно. И поверь мне, мы справимся. Пора положить этому конец. Пора! И согласие Саймона полностью меня убедило в том, что подходящий момент наконец настал. Вопрос лишь в том, согласен ли ты. Мы с Саймоном очень надеемся, что да. Не ломай нам жизни, возможно, это наш единственный шанс, Себ.

— А если не получится? Ты хоть представляешь, что с нами сделают?

— Получится, — твёрдо ответил Ронни, и уверенность в его голосе не оставляла сомнений.

Сомнения Себастьян испытывал лишь по поводу себя.

Он сомневался, что сможет убить человека. Даже такого, как директор Барни. Он знал, что слаб. Он знал, что запуган не меньше других. И больше, чем Ронни. Знал, что может в любой момент подвести их. Знал, что может провалить их план. Не по своей воле, но так может случиться. Последствия неудачи пугали его так же сильно, как и всех остальных. Он понимал их. Понимал, почему они не соглашаются. Он сам чувствовал то же самое. Он не такой, как Ронни. Но он не мог признаться ему в этом, не мог разочаровать его. По крайней мере, не сейчас.

— Ну что — ты согласен?

Себастьян посмотрел на Ронни, воодушевление которого не угасало, и выдавил из себя:

— Я… В общем, тут надо подумать.

— Подумай, — кивнул Ронни, и Себастьяну полегчало.

Он отвернулся к стене, но знал, что теперь-то уж точно заснуть не сможет. В голове непрестанно возникали картины одна ужаснее другой, но все они были итогом их неудачного покушения.

— Подумай и прими единственное правильное решение, — добавил Ронни и тоже отвернулся к стене.

Себастьян закрыл глаза. В ту ночь он так и не смог заснуть.

* * *

Следующий день принёс им то, чего они так долго боялись, то, что они хотели узнать, то, с чем им теперь предстояло бороться. Нелёгкий был день. Никто из них и не догадывался, что всё повернётся именно так — хотя ход довольно-таки логичный.

Конечно, во всей этой истории с оценками был подвох.

Они сидели на уроке математики, бледные, напряжённые, честно пытающиеся понять новую тему. Честно, но тщетно. Математик, мистер Дэвидсон, старался объяснять как можно понятнее, но это не помогало. Тема была сложная, возможно, её следовало преподавать ученикам постарше. Сейчас же перед ним сидели напуганные мальчишки от двенадцати до пятнадцати лет, меньше всего нуждающиеся в этой новой теме по математике. Мистер Дэвидсон вздохнул. Со своей стороны он делал всё, что мог. За последнее время ни у кого из учеников не было ни двоек, ни троек по математике — он пытался хоть как-то уберечь их от гнева директора Барни. Другие учителя тоже шли ребятам навстречу, но если по географии или письму мальчики действительно подтянули свои оценки, и завышать их почти не приходилось, то по математике эти четвёрки в большинстве случаев были не просто натянутыми — они были нарисованными. Ребята были счастливы, но мистера Дэвидсона это беспокоило. Сейчас, вглядываясь в их бледные лица, он ясно чувствовал, как хрупка выстроенная ими защита. Он решил ещё раз максимально повторить тему с самого начала.

Ронни сидел и с ненавистью смотрел на листок, лежащий перед ним. Исписанный цифрами. Непонятными цифрами. Почерк у него был аккуратный, но смысл переписанного с доски ему никак не давался. Ронни хотелось разорвать этот листок на мелкие кусочки, уничтожить свидетельство его слабости, брешь в его знаниях, брешь в его оценках. Ронни злился. Не на себя, не на мистера Дэвидсона. На математику. На эти бессмысленные, ненавистные цифры, буквы и линии. И на директора Барни. Схожие чувства испытывало больше половины класса. Себастьян снова и снова обводил ручкой уже написанные формулы, как будто если бы они стали жирнее, то стали бы понятнее. Саймон упорно смотрел на доску, ожидая, что ему откроется истина и новая тема сама проникнет к нему в голову. Кто-то беззвучно повторял за мистером Дэвидсоном все его объяснения. Кто-то их записывал. Кто-то с таким нажимом водил ручкой по бумаге, что та прорывалась. Но никто не думал о своём, не смотрел по сторонам, не ожидал с нетерпением конца урока. Все старались понять. Все правда старались. Но это не помогло.