Сигнальный экземпляр - [6]

Каждый уже понимал, что грядёт что-то ужасное, если после разговора в спортзале директор Барни практически оставил их в покое. Каждый понимал, что это неизбежно. И каждый хотел бы узнать, в чём будет заключаться новая угроза. Но, конечно, не на своём опыте.

И так было всегда. Поэтому дружба ни у кого из них как-то не складывалась. Какая уж тут дружба, когда ты всё время хочешь, чтобы на этот раз кара директора Барни пала не на тебя, а на кого угодно другого? Когда ты готов смотреть, как уводят другого, только бы узнать, за что, и чего теперь опасаться? Когда каждый озабочен лишь своим выживанием, и жизнь другого не имеет значения? Когда ты постоянно боишься за себя, и бояться за кого-то ещё попросту не остаётся сил? Когда, даже если ты вдруг всё-таки подружился с кем-то, ты в любой момент можешь лишиться своего друга? Какая уж тут дружба? Не в ходу она была в этой школе. Так было не всегда, но постепенно так само собой сложилось. И так было, наверное, правильно. Но Ронни так не считал. Как и Себастьян.

— В одиночку быстрей с ума сойдёшь, — сказал ему как-то Ронни, и он был прав. Когда есть хоть кто-то, кто разделяет с тобой твой страх — действительно разделяет с тобой, а не просто тоже чувствует его, — когда есть кто-то, кто своим взглядом, словом, перешёптыванием перед сном доказывает тебе, что ты не одинок в этом аду так, как все остальные, — тогда у тебя есть якорь. Якорь значительно упрощает задачу не сорваться и не уплыть в пучину безумия и ожесточения.

Они оба знали, что дружба напоказ приведёт лишь к тому, что директор Барни лишит их этой дружбы. Он бы не потерпел такого. Оба бы пострадали. Поэтому они отчуждённо, как и все тут, держались на виду, но каждый, только кинув мимолётный взгляд на другого, чувствовал поддержку и облегчение. Эта была не совсем обычная, хрупкая, возможно, недолговечная, но дружба.

Страх и ожидания давили всё сильнее и сильнее. Нервы не выдерживали. Ночная тишина потихоньку сводила с ума, и почти никто не мог заснуть. Кто-то ворочался, кто-то просто изо всех сил зажмуривал глаза, кто-то шептался.

— Как думаешь, завтра что-то будет? — спросил Себастьян, только чтобы что-то спросить.

— Не знаю, — пожал плечами Ронни. — Вариантов немного: или да, или нет.

Себастьян замолчал, чувствуя, что сегодня разговор не клеится. Около минуты он думал, стоит ли ещё что-то сказать, или лучше попробовать хоть немного поспать.

— Правда, есть ещё вариант, — еле слышно добавил Ронни.

— Да? — встрепенулся Себастьян.

— Помнишь, я говорил тебе, что у нас тут общая мечта на всех? И это не мечта выйти отсюда, уже нет. Такой мечты уже недостаточно после всего, что тут переживёшь.

Себастьян помнил. «Ночью он залез в окно кабинета директора Барни, и цель у него была одна — воплотить в жизнь нашу мечту. У всех у нас она общая — чтоб этот сукин сын сдох», — зазвучал у него в голове голос Ронни.

— Помню, — прошептал Себастьян, чувствуя, что что-то может измениться.

— Думаю, это неплохой вариант.

— Но как?! — сорвалось с губ Себастьяна. — Ты же рассказывал…

Да, Ронни рассказывал, что на директора Барни уже не раз покушались. Но каждый раз безуспешно. Они были слишком слабы, слишком напуганы, страх въелся в них и мешал действовать. Когда-то пытались привлечь на помощь взрослых — учителей, но из той затеи ничего хорошего не вышло, и с тех пор ни один учитель не соглашался иметь с ними дела. Такого дела. К тому же поговаривали, что директор им весьма неплохо платит, а кого-то и шантажирует. Без взрослых справиться было сложно. Нет, если бы они, всё чётко распланировав, все вместе стали бы осуществлять задуманное, у них бы получилось. Получилось бы, и никого из них здесь не было бы, как и не было бы, наверное, самого этого места. Но в том и была проблема — чётко всё распланировать не удавалось. Но даже не это было самой главной проблемой. Ею было то, что они не могли действовать все вместе.

Страх им не давал.

После нескольких неудачных попыток, после того, что директор Барни сделал с теми, кто осмелился задумать против него что-то нехорошее, любая решимость и отвага угасли бы. Постепенно почти каждый пришёл к мысли, что никогда не свяжется ни с чем таким — слишком опасно. Слишком страшно. Почти каждый, и поэтому даже если и находились отчаянные, им никак не удавалось сколотить хоть маленькое войско. А в одиночку действовать было бессмысленно, в этом они тоже успели убедиться.

— Да, рассказывал, — кивнул Ронни.

— Что-то изменилось?

— Ты, — бросил Ронни, и у Себастьяна похолодело сердце.

— Что?

— Я всегда был за то, чтобы прикончить его. Всегда. Даже строил планы, которые могли бы сработать. Могли бы, правда. Но мне никогда не удавалось убедить в этом остальных. Они слишком запуганы. Забиты. Они уже почти мертвы, Себ.

— Бояться здесь — нормально, — пробормотал Себастьян.

— Они бесполезны.

— Но…

— Но! — Ронни повернулся лицом к Себастьяну. Глаза у него горели. Себастьян впервые увидел в них огоньки вдохновения и решимости. — Не все!

— Ты думаешь…

— Хочешь прикончить его или нет? Хочешь остановить всё это?

Себастьян не отвечал. Не мог ответить. Сердце колотилось слишком быстро, слишком громко, ему казалось, что директор Барни слышит его. Что он знает, о чём они говорят. Что сейчас он войдёт сюда, и…