Сигнальный экземпляр - [15]

Себастьяну не давались ни математика, ни искусство волшебной жидкости. Он со страхом думал о том дне, когда получит двойку. В том, что он её получит, он почти не сомневался. В последнее время он нервничал и боялся больше обычного. Как и все остальные. Это мешало ему думать, и все попытки разобраться с новой темой были тщетны, что пугало его ещё больше. Страх замкнул свой круг.

Окрылённые первым успехом, ребята тяжело восприняли первую неудачу. Хотя она и была ожидаемой. Когда один из несчастных, получивший двойку, в отчаянии попытался хоть что-то с ней сделать, ему не повезло. Дрогнувшая рука — и вот уже вместо двойки растёкшееся пятно, с которым уже ничего не сделать. Чтобы хотя бы не подставлять остальных и не раскрывать их маленький секрет, бедняга вырвал испорченную страницу, но пятно протекло гораздо глубже. И именно в тот момент, когда он рвал на кусочки с десяток вынужденно вырванных страниц, рядом очутился директор Барни — как всегда вовремя. И он отлично понял, что к чему. Возможно, он давно уже об этом догадался, просто не подавал вида. Но к всеобщему удивлению он только рассмеялся.

— Даже это вы нормально сделать не можете, — улыбнувшись, сказал он. — Даже это.

Он отметил маленькие, капельные ожоги на руках у некоторых, но ничего не сказал. Ему было интересно, что они будут делать теперь — теперь, когда он знает об их маленькой хитрости.

— Я не советую вам больше так делать, — назидательно сказал он. — Лучше основательно подготовьтесь к годовой контрольной.

И он просто ушёл. Ушёл, оставив их в безмолвном отчаянии. Тот факт, что несчастного даже не вызвали в кабинет, не укладывался у них в голове. Это значило, что у директора Барни на них другие планы. Гораздо более жуткие. А слова «годовая контрольная» прозвучали для них как приговор. Себастьян понял, что шансов у него практически нет.

Пока другие денно и нощно повторяли пройденный за год материал, Себастьян по большей части тупо смотрел в какую-нибудь страницу своей тетради, исписанной формулами, и крутил на запястье потёртую бечёвку Ронни. Он много думал, и мысли эти были далеки от математики. С ней у него шансов не было. Себастьян вспоминал Ронни, Саймона, мистера Дэвидсона. Приезд представителей комитета. Он словно провалился в пучину отчаяния и безнадёжности и не мог из неё выбраться. Не было рядом того, кто мог бы его вытащить. Отрешённо смотря на остальных, зубрящих примеры, он снова продолжил тайные эксперименты с жидкостью, и к годовой контрольной даже добился некоторых успехов, но недостаточных. Себастьян совсем отчаялся. Он почти сдался. И это «почти» было очень хрупким, готовым вот-вот сломаться.

Однако новый, пугающий их учитель математики, несмотря ни на что, был неплохим человеком. Составив контрольную по большей части из примеров, уже когда-то написанных у них в тетрадях или аналогичных им, он значительно облегчил им работу. Буквально спас их.

Но не всех.

Несколько человек настолько разволновались от присутствия в классе директора Барни, решившего лично поприсутствовать на контрольной, что перепутали все формулы, какие только можно было. В итоге на весь класс было шесть двоек. Одна из них досталась Себастьяну, даже не удосужившемуся выучить записи в тетради, считая это бесполезным. А ведь если бы он последовал примеру остальных, а не сидел в унылой депрессии, мог бы вытянуть на тройку! От злости на самого себя Себастьян даже не чувствовал страха.

Не чувствовал до того момента, как директор Барни, тут же при них просмотревший выставленные оценки, не подошёл к его парте.

— Так-так, — многозначительно сказал он, и слова эти не сулили ничего хорошего. — Так-так.

А потом он положил перед Себастьяном его дневник, раскрытый на странице с оценкой за годовую контрольную. Небольшая, но жирная двойка таращилась на них, но Себастьяну было не до неё. Он смотрел на директора Барни, смотрел в его абсолютно ничего не выражающие глаза и думал о Ронни. Он подвёл его.

— К математике у вас, молодой человек, способностей нет, как я понимаю.

Себастьян не ответил, но и глаз не отвёл.

— Что ж…

Директор Барни помолчал. Остальные застыли, боясь лишний раз вдохнуть.

— Ты хотя бы готовился? — спросил вдруг он. Он, знающий всё. Видящий людей насквозь.

— Конечно, — еле слышно ответил Себастьян и опустил глаза.

— Лжёшь, — хлёстко сказал директор Барни. — А ложь я… — и он сделал такое лицо, что у Себастьяна скрутило живот. Все знали, что директор Барни ненавидит ложь. Он её не приемлет.

— Хоть что-то ты можешь сделать нормально? Хоть что-то ты умеешь, чёрт тебя побери?!

Себастьян молчал, почему-то думая о том, достаточно ли острая бумага дневника.

— Дайте-ка сюда эту вашу химическую чушь, — сказал вдруг директор Барни. — Ну же, я знаю, чем вы пользуетесь, и знаю, что она у вас ещё осталась. Несите. Ты, — указал он вдруг на одного из смертельно бледных учеников. — Неси. Быстро. А то хуже будет.

И тот повиновался.

Меньше чем через минуту в руках у директора Барни оказался флакон с «химической чушью». Он опустел уже больше чем наполовину, и львиная доля потраченной жидкости ушла на их тренировки. В том числе и тренировки Себастьяна.