Сидящие у рва - [49]

Наконец и сам корабль замер, превратившись в новую землю.

Аххуман начал строить, Намухха стал разрушать. Но, чтобы не допускать прежнего, боги-братья стали править по очереди. С тех пор век Аххумана сменяется веком Намуххи, эпоха созидания — эпохой разрушения, время единения — временем распада.

На корабле, ставшем землей, живут потомки первых богов. Они называют себя людьми, потому что, хоть и помнят о своем родстве с богами, хоть и знают, что в чем-то подобны им, но постоянно путают силу со слабостью, и ненависть почитают так же, как и любовь, и живут на грешном осколке кораблекрушения в ожидании перемен, и век их короток, как полет мотылька.

Слабые всегда разрушают то, что создают сильные.

НУАННА

Сотник Матмар, приставленный, согласно приказу Аххага, к дверям опочивальни царицы, распахнул двери и впустил старого лекаря Багу.

Домелла велела нянькам увести малыша в спальню и пригласила лекаря сесть. Старик осторожно примостился на край каменной, покрытой ковром, лавки.

— Сегодня ночью, Багу, ко мне снова приходили они, — сказала царица. Она глядела в окно, забранное решеткой. Окно выходило в маленький каменный дворик, лишенный всякой растительности и больше похожий на темный колодец — таких двориков было много в этом странном дворце.

— Ты говоришь об этих, как ты их называешь, вестниках, царица? — уточнил Багу.

— Да. Я снова не успела их сосчитать.

Багу вздохнул.

— Ты принимаешь на ночь отвар целебных трав, который я тебе принес?

— Да. Три глотка, потом еще два. Как ты велел.

— И сон твой улучшился, верно?

— Да, Багу, я стала засыпать быстро, но по ночам мне чудятся странные вещи. Я вижу каких-то незнакомых людей, которые играют с моим малышом, и я не могу их прогнать. А сегодня ночью вместо них пришли вестники. Они быстро вошли в спальню, и так же быстро вышли. Я вскочила с постели и побежала за ними. В детскую, оттуда — через комнату нянек — сюда, и дальше, за дверь. В коридоре не было охраны — и вестники быстро-быстро пошли прочь. Так быстро, что белые и черные одежды их развевались, как будто от ветра. Я побежала за ними.

Я спрашивала — зачем они приходили? Кого мне нужно бояться? С какой стороны ждать беды? Они уходили не оборачиваясь, и я догнала последнего и даже схватила его за плечо. Я сказала: вы приходили за моим мальчиком? Ему грозит опасность? Скажи же хоть слово или подай знак!.. Вестник обернулся, по губам его скользнула улыбка, — и все. Они исчезли.

Багу снова вздохнул и покачал головой.

— Я думаю, царица, это просто сон. Ничего не значащий сон, — сказал он скрипучим голосом.

— Просто сон? — Домелла повысила голос и повернулась к нему. В глазах ее стояли слезы.

— Плохой сон, — добавил Багу. — Этот дворец плохо действует на здоровье, госпожа моя. Я это чувствую и по себе…

Он потер лоб и вздохнул в третий раз.

— Конечно, ребенку нужны ровесники для игр. И свежий воздух, прогулки…

— О чем ты, Багу! Ты ведь знаешь, что по приказу Аххага нас не выпускают за эти каменные стены! А теперь и к дверям поставили истукана, который всегда спрашивает, куда и зачем я иду!..

— Царь… — Багу посмотрел в каменный потолок, почерневший от многолетней копоти, и пожевал губами. — Великий царь… кхе-гм… мне кажется, что если бы он почаще обращался ко мне, а не к…

Он покосился на дверь и замолчал.

— Да, новые друзья окружают царя, — сказала царица. — Грязные нищие нуаннийцы, из тех, что вечно толкутся у храмов, выклянчивая милостыню. Царь сильно изменился, Багу, и… и он действительно болен.

Домелла отвернулась, пряча слезы. Но Багу и так знал, что она плачет. Она слишком часто плакала теперь. Она, великая царица, перед которой трепетали мужчины, и которой завидовали все женщины мира.

Багу кашлянул.

— Я стал плохо видеть и слышать в последнее время, моя госпожа. Прости. И искусство мое уже не то, что было прежде…

Но я еще сохранил рассудок и память. Я вижу, что происходит во дворце. Я знаю, что об этом шепчутся не только слуги, но и бессмертные, стоящие на мостах в карауле. Верь мне, многие из них готовы умереть за тебя.

Он снова прокашлялся, покосился на дверь и продолжал тихо:

— Если Аххаг допустит меня к себе, я скажу ему, что здоровье царицы и наследника в опасности. Что темные силы этого дворца… Силы, которыми управляют чуждые нам, злобные, мрачные божества…

Он запнулся и Домелла нетерпеливо взмахнула рукой:

— Нет, Багу, не трудись. Аххаг и без тебя знает о каждом моем шаге. Соглядатаев здесь хватает… Он сказал, что Крисс уехал.

А теперь исчез и Ашуаг, и Ассима я больше не вижу. Пропал даже тот нуаннийский мудрец, Хируан… Мы остались с тобой одни, Багу. И никто нам уже не поможет, если только не случится чуда, не вернутся Музаггар, Нгар, и другие…

Она говорила, закрыв лицо руками, и внезапно вздрогнула, услышав свистящий шепот Багу возле самого уха:

— Никто не пропал, никто не уехал, царица. И мы с тобой не одни.

Домелла взглянула на склонившегося к ней Багу. Лицо старика было напряженным, но в глазах не было безумия.

Еще больше понизив голос, Багу зашептал:

— Завтра я свалюсь от неизвестной болезни и не смогу подняться с постели. Ты вызовешь местного врачевателя, нуаннийца Аухарна.