Сицилийский специалист - [56]

«Я нужен родным, — твердил себе Марк, — а я сижу здесь, отрезанный от них». Первой заповедью человека из Общества чести была преданность семье и друзьям — какой бы ценой ни пришлось платить за эту преданность. В единственном за всю жизнь интервью для печати Дон К., глава сицилийского Общества чести, заявил на весь мир:

«Я живу, чтобы помогать людям. В этом я вижу смысл жизни».

Через месяц Марку сообщили о смерти матери. Скорбь его была тем сильнее, что недавние события заметно осложнили его отношения с Терезой.

— Неужели ты веришь, что Виктор действительно невиновен в истории с этой девочкой? — спросила как-то она. На ее лице опять появилось это новое выражение гнева и решимости.

— Все зависит от того, что ты под этим подразумеваешь. Я разговаривал в клубе с Уайсменом. Она, по-видимому, поощряла его, хотя, разумеется, не ожидала, что дело примет такой оборот.

— Виктор уже давно занимается такими вещами, и всякий раз это сходит ему с рук.

— Откуда ты знаешь?

— Все говорят.

— Мало ли что говорят. Он такой же итальянец, как и мы. Большинство жителей этого города продолжают верить всему плохому, что говорят про итальянцев.

— Достаточно взглянуть на него, сразу видно, что он психопат.

— Тебе, может, и видно, а мне нет. Я знаю Виктора довольно хорошо. Половина его бед — от того, что он поздний ребенок. Его слишком опекают, у него нет уверенности в себе. Обращайся с ним как надо и увидишь, что он будет вести себя пристойно.

— Ты, по-видимому, намерен защищать его во всех случаях жизни. Какой тогда смысл говорить об этом?

— Если я защищаю его, то лишь потому, что он того заслуживает.

— Он самый настоящий гангстер. Ты знаешь, что он связан со Спиной?

— Со Спиной?

— Да, со Спиной, знаменитым королем наркотиков, твоим приятелем с Сицилии. Тем самым, что устроил наш переезд сюда. В прошлом году Виктор Стивенс летал в Нассау на встречу с ним.

— Я об этом не слышал, — сказал Марк. — Откуда у тебя такие сведения?

— От Ханны Кобболд.

— От жены… то есть от вдовы Кобболда? — удивился Марк, второй заповедью, которой должен был бы руководствоваться и Кобболд, предписывалось хранить тайну и молчать, особенно в присутствии женщин. — Я даже и не знал, что он был женат, — вспомнил Марк, — пока ты мне как-то не сказала.

— Он считал, что ей незачем бывать на людях, — ответила Тереза. — Между прочим, она хочет с тобой поговорить. Когда ты можешь?

— Со мной? О чем?

Только женщина, прожившая с ним десять лет, могла услышать в его ровном тоне тревогу и раздражение.

— Об Эндрю. Она хочет обратиться в частное сыскное агентство с просьбой расследовать обстоятельства его смерти и думала, может, ты подскажешь куда.

Не успела еще Тереза ответить ему, как он уже знал, что за этим последует. Маленькое бесцветное ничтожество с задворков биографии Кобболда вышло на люди в полной уверенности, что правосудие и законность вечны. Теперь она будет терпеливо, не ведая устали, действовать, готовая перенести любые разочарования и преодолеть все препятствия на пути к цели. Почему она решила спросить о сыскном агентстве именно его? Всем известно, как и где найти такое агентство. Этим она дает ему знать, что следит за ним.

— Я сыщиками не занимаюсь, — ответил он. — Пусть выкидывает деньги на ветер, если хочет, а обратиться она может, например, к Пинкертону. Скажи ей, что телефон его конторы она найдет в любом справочнике.

Глава 11

Пока не перестали приходить письма с угрозами и не прекратились таинственные телефонные звонки, Виктор не посещал своих любимых злачных мест и большую часть времени сидел дома. Двенадцатого декабря был день его рождения; ему исполнилось двадцать лет. Дон Винченте подарил сыну новый вишневый «сандерберд» вместо старой машины, которую Виктор разбил как раз накануне истории с Эльвирой, и в середине дня в сопровождении приятеля Джонни Вентуры, игравшего на гитаре в небольшом оркестре, Виктор отправился в ресторан «Дофин» на берегу озера Машапог в пятидесяти милях от города.

По дороге Виктор и Джонни дважды останавливались выпить и приехали в ресторан около трех часов дня. К этому времени ленч уже почти закончился. Вдоль одной стены ресторана шли кабинки, а напротив тянулась тридцатифутовая стойка бара. В кабинках еще сидел народ, поэтому они заняли столик в центре зала. Фирменным блюдом ресторана было мясо, поджаренное на углях; сам шеф — повар в колпаке принял у них заказ и вернулся в конец зала к грилю, окутанному голубоватой дымкой. Напитки им подавала девица в венгерском национальном костюме. Громко играла музыка. Они выпили пива, потом мартини с водкой, и когда Виктор уже допивал второй коктейль, в зал вошли и уселись за соседним столиком четыре низкорослых смуглолицых человека.

— Это он, — сказал один из них остальным, прикрыв рот ладонью. Виктор обратил внимание лишь на то, что эти люди как-то не вписывались в окружающую обстановку. Они были слишком низкорослы, слишком бесшумны и держались слишком тесной группой. Молодых художников и их прихлебателей, которые приезжали сюда, потому что еда стоила недорого и можно было пообедать в кредит, отличало нечто общее в одежде и манерах. Эти же люди были совсем другие. Они скорей напоминали официантов в выходной день, лишенных профессиональной уверенности и нахальства. Девица в венгерском наряде приняла у вновь прибывших заказ на напитки — за всех говорил один, обращаясь к ней с такой почтительностью, к какой она не привыкла, и с нервной улыбкой извиняясь за то, что его товарищи слишком долго выбирают. Он сидел лицом к Виктору, который то отворачивался, то смотрел на него, скорее чувствуя, чем видя, что этот человек не сводит с него взгляда. И вдруг он даже улыбнулся Виктору, словно старому знакомому.