Сицилийский специалист - [2]

Марко Риччоне церемония эта запала в самую душу. С этой минуты все прежние привязанности забылись, их место навсегда заняли новые. Теперь он мог не пресмыкаться перед законом, пренебрегать церковными заповедями, ибо те таинственные и молчаливые люди, которые взяли его под свое покровительство, сами диктовали законы и по-своему умели отпускать грехи. От него же требовалась лишь слепая преданность уставу и тем, кто следовал этому уставу, а поскольку богатство и общественное положение не имели большого значения в организации, члены ее могли быть и пастухами, и князьями, но каждого из них можно было тотчас отличить в толпе по той твердости взгляда, по тому зловещему спокойствию, которые появляются от сознания собственной силы и неуязвимости.

Глава 2

Снаружи — полуденное затишье большого и славного города, облаченного в шафран и увенчанного многочисленными куполами, внутри — настороженная апатия среди порыжевших пальмовых листьев в гостинице «Солнце», где каждая пальма стоит как бы среди пустыни. Марко послали на почти безнадежные поиски «Мартини» в городе, который не мог предложить ничего, кроме марсалы, да еще зачастую с яичным желтком. Брэдли остался отбиваться от наскоков Локателли.

— Всякий раз, когда я об этом думаю, — говорил Локателли, — меня пробирает дрожь. Он ведь еще совсем мальчик. Что такое двадцать два года?

Брэдли перестал напевать «Nun ti scorda di me»[1], мелодию, пронизанную ностальгией, которая к концу войны начала овладевать всеми.

— В Сицилии иные понятия о возрасте, — возразил он. — Дети растут здесь быстрее. К двадцати годам это уже взрослые люди, сознающие свою ответственность. На вид он, может, и мальчик, но в действительности серьезный женатый мужчина.

— Ты знаешь, сколько лет его жене?

— Четырнадцать. Ну и что? Таков местный обычай.

— Более серьезного поручения нам еще не приходилось выполнять.

— А может, и не придется.

— Нас выгонят из армии, если что-нибудь случится.

— Ничего не случится. Его прислал Дон К., и для меня этого достаточно. У Дона К, есть голова на плечах. Молодой человек выполнит все, что ему будет приказано. И очень умело.

И Брэдли, сцепив руки, а потом разведя их, словно обхватил и отбросил дальнейшие возражения Локателли. Он сознавал, что в жилах у него течет более холодная кровь, чем у местных жителей, и он не столь импульсивен, ибо вечно занят какими-то расчетами, и потому старался чем-то это компенсировать: он перенял у итальянцев их выразительную жестикуляцию, а также полный набор преувеличенно экзальтированных возгласов. Сейчас он совсем не к месту часто заморгал, а суровый, насупившийся Локателли, который если и жестикулировал, то лишь во время еды, продолжал терзаться страхом и бормотать об опасности.

— Мы спасем Европу, — заявил Брэдли, — и спасти ее нам поможет этот невзрачный на вид юноша. Его ждет великое будущее.

— Нет, таким способом не спасем, — возразил Локателли. — Если мы будем слушаться Дона К., то из всего этого получится лишь куча великомучеников. А если операция сорвется, то нас отсюда выставят. Навсегда. Брэдли лишь качал головой, наблюдая за ним. Локателли сидел, втянув голову в плечи, и был похож на стервятника. Брэдли старался справиться с охватившим его раздражением. Этот человек, который когда-то был их гордостью, превращался в балласт, и только потому, что заразился пессимизмом. В прежние времена, еще до Пирл-Харбора, он участвовал в создании Центрального управления информации и с энтузиазмом перешел в его филиал — вызывающее зависть и насмешки Управление стратегической разведки, сотрудников которого уже тогда выпускника Вест-Пойнта окрестили «драгунами Донована». На любое дело Локателли шел с байронической яростью и страстью: его не страшили ни норвежские тылы, ни оккупированная Франция. Самого же крупного успеха он почти достиг тайным посещением Муссолини в 1943 году в соглашением с ним, имевшим целью оставить диктатора главой итальянского правительства — тот был готов сотрудничать с победителями и держать свой народ в такой покорности, какую сами союзники не были в состоянии обеспечить. Выполнению этого соглашения, однако, помешали черчиллевские вояки, и с тех пор карьера Локателли пошла под гору. После ликвидации Управления стратегической разведки он достался по наследству ЦРУ вместе, как теперь казалось Брэдли, с кучей других бездельников. Локателли еще не было и сорока лет, а он вдруг превратился чуть ли не в старика, лоб его перерезали морщины, взгляд потух и стал покорным, Брэдли поднял глаза и увидел Марко, который приближался к ним, мягко ступая в американских офицерских ботинках на резиновой подошве.

— А вот и коктейли, — сказал он. — Прошу тебя, не показывай, что ты в него не веришь. Он очень чувствителен, хотя и не подает вида. — И громко спросил у Марко; — Как это тебе удалось?

— Достал, — коротко ответил Марко. — И предупредил, что «Мартини» должен быть на сухом вине.

Он осторожно шагал по натертому до блеска полу, не спуская глаз с Двух стаканов на подносе; лицо его было напряженным, как на свадебных фотографиях или на портретах в честь окончания учебного заведения.