Сибиряки - [172]

Шрифт
Интервал

— Сказал бы я тебе, парень… А ну кончай мыться! Ишь разжарило! Идти надо!

— А куда? — наивно спросила Нюська.

— Верно! Куда идти? — улыбнулся сержант, отирая себя белой рубахой. — Воевать будем. У нас теперь сила: три автомата, да дед образца 1891 года, да горючки пять бутылок, да… Вань, сколь у тебя лимонок?

— Ни одной.

— Значит, четыре. Да свой госпиталь — чего нам не воевать? К своим будем пробиваться.

Санитар поднялся с травы, оперся о винтовку.

— Молодежь вы, молодежь и есть. Все у вас просто. Где они теперь, свои-то?

Голова сержанта застряла в вороте.

— Чудно как-то ты калякаешь, папаша. Вот тебе восток, вот тебе запад. Там свои, там чужие… А кому, может, тоже свои?

— Это ты к чему, парень?

— А ни к чему. А у тебя что на уме?

— Дурень! — рассердился санитар. — Я ж тебе дело калякаю. Нам сейчас на какое ни то село надо выбираться. А там смотреть будем: свои в селе, альбо немцы. А тут навоюешь чего?

— Ишь ты! Нет, к селу нам, дед, не резон. Нам на фрицев смотреть нечего. Мы на них в другом месте посмотрим.

— Верно отец говорит, сержант. К селу надо, — принял сторону санитара автоматчик постарше. — Проблудим в лесу, с голоду только сдохнем.

Сержант махнул рукой.

— Ладно. Иван, лезь на осину, может, видать что. Но гляди, дед, к немцу в село заведешь — вот схватишь! — показал он санитару на автомат.

— Тьфу! — зло сплюнул тот и выругался. — Да нешто так можно людям не верить? Кто тебя учил этому, протезная твоя голова! Ты с мое повоюй, сопля зеленая!..

— Будет вам! — одернула Нюська. — А ты чего стоишь, глаза пялишь? Лезь, говорят! — напустилась она на автоматчика помоложе.

Солдат скинул сапоги, полез на осину. Но и осина высока, и стоит на бугре, а спустился с нее ни с чем. Даже злосчастной дороги не видел. И маленький отряд двинулся наугад к востоку.

6

Шли лесом. Все шестеро. Овражками, лощинками. Перебегали открытые места. Ночь застала их у речушки.

— Село близко, должно быть. Надо опушкой держаться, к реке поближе, — сказал санитар.

На ночлег устроились одной кучкой, тесно прижавшись друг к другу. К утру выпал густой иней, лужицы затянуло льдом. Теперь впереди шел санитар, за ним сержант, автоматчики, Нюська и, наконец, Ольга.

Неотвязная, пугающая мысль о тех, кто остался там, с госпиталем, ни на минуту не оставляла Ольгу. Ведь, торопя с отправкой первой партии машин, сам же он сказал: успевать надо, не проскочим — труба!.. Что же теперь с ними?.. С ним?..

Порой Ольгу даже подмывало оставить этих, вернуться туда, где еще может найтись хотя бы какой-нибудь след… Но ведь это безумие! Где она будет искать его? Среди немцев?..

И Ольга шла, шла, повинуясь воле других, смутному собственному рассудку…

Только к концу следующего дня наткнулись на лесную свежеезженную дорогу.

— Гляньте, братва, телеги прошли! — показал на выбитые железными шинами тонкие колеи автоматчик. — Село близко. Эх, молочка бы!

Санитар снял пилотку, отер ею, как после трудной работы, шею, молвил:

— Хороша Маша, да не наша. Рядком с дорогой пойдем.

Разделив между собой остатки галет, шестерка двинулась вдоль дороги. На ночь остановились у развилки. И опять: куда идти? Далекая бледная вспышка света осветила макушки мертвого леса, смутно проглянувшую в нем дорогу. И опять вспышка…

— Неужто гроза? — прислушалась Нюська.

— Ноябрь, какая тебе гроза, — отозвался из темноты сержант. — Эх, у нас сейчас уже мороз под сорок, а то и с гачком.

— А ты откуда родиной? — не удержалась Нюська.

— Я с Байкала. Остров Ольхон есть такой, знаешь?

— А я из Качуга, — вставила, вздохнув, Нюська, — слыхал?

— Эй, где вы, идите сюда! — позвал откуда-то из темени санитар.

— Чего нашел там?

— Чего-чего, — передразнил голос. — Сена копна. Неча там мерзнуть.

— Вот здорово! — обрадовалась было Нюська, но сержант цыкнул на нее:

— Стой! Раз копна, значит, село близко. Не напороться бы на немца теперь…

— Ладно тебе, герой! — звал из темноты голос. — Куда ты сейчас уйдешь, дурень!

В копне немедленно сделали подобие конуры, отогрелись. Санитар с винтовкой остался у выхода. Сержант засопел первым…

Ольге не спалось. Вслушивалась в мерное посапывание Нюськи и всхрапы солдат, силилась отогнать от себя навязчивые мысли: уйти, вернуться, искать, что бы ей это ни стоило.

Осторожно, чтобы не разбудить прижавшуюся к ней Нюську, выбралась из-под шинели, пробралась к выходу, подсела к санитару.

— Не спится, доктор?

— Не спится. Ложитесь, я посижу за вас.

— Да нет уж, посижу сам. Тут ведь не только сидеть надо… Страшновато?

— Нет, скучно.

— Скучно? Это как понимать?

— Это Гоголь сказал: «Скучно жить на этом свете, господа». Смешно?

— Есть малость. Только нам с вами, доктор, скучать не приходится. У вас свое дело недоделано, у меня свое. Жалко его бросать, не доделав-то. Колхоз жалко, детишек жалко, все вроде как жалко.

Ольга нехотя улыбнулась.

— Вы говорите так, будто ваш колхоз умрет вместе с вами. Ну, детей — дело другое…

— Это верно, — согласился санитар. — Я это не так высказал, доктор. А только все старики этак говорят: вот уж пристрою к делу, на ноги подыму, а там и умирать можно спокойнее. Что им от этого, правда умирать легче?

— Не знаю, не умирала.


Еще от автора Николай Константинович Чаусов
За правое дело

О юных борцах пролетарской революции в Саратове, которые вместе с отцами и старшими братьями провозглашали власть Советов, отстаивали ее в трудные годы становления молодой Республики, узнает читатель из повестей Н. Чаусова «Юность Дениса» и Г. Боровикова «Именем Республики». Книга выходит в год 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.