Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш - [7]
Более всего хан мог полагаться на своих ближайших родственников. Но им, прежде всего его сыновьям, мы посвятим далее отдельный рассказ.
Самым высокопоставленным лицом в Сибирском юрте после хана и, может быть, наряду с беклербеком Мухаммед-Кулом был анонимный вельможа, обозначаемый в источниках не по имени, а по своей должности — «карача», т. е. карачи-бек. Татарские фольклорные сочинения, опубликованные В.В. Радловым и переведенные на русский язык Н.Ф. Катановым, дают именно этот полный титул, с восточнокипчакской вариацией «княжсского»~бекского звания: карача-бий[79]. В историографии его иногда отождествляют с Кадыр Али-беком — татарским хронистом, который в 1602 г. составил в Касимове «Сборник летописей», в основной своей части кратко пересказывающий одноименный труд великого персидского историка Рашид ад-Дина. По аналогии с другими татарскими юртами можно было бы предположить, что карачи-бек стоял во главе определенного эля (племени) в Сибирском ханстве. Если отождествление с Кадыр Али-беком верно, то таким элем могли быть джалаиры — многолюдное племенное сообщество, кланы которого расселялись по всему Дешт-и Кипчаку[80]. Возвышение джалаиров при Кучуме (и Ахмед-Гирее?) было связано, очевидно, с оттеснением Шибанидами от власти прежней династии правящих беков — буркутов Тайбугидов[81] в 1560-х годах.
В государственной структуре юрта карачи-бек занимал место подле трона. С.Ремезов характеризовал его как «думнаго Кучюмова боярина», Строгановская летопись — как «думчего царева», Н. Витзен — как «любимого советника»; в Сибирском летописном своде он представлен как «думной Карача, иже бысть в дому его (хана. — В.Т.)», в Есиповской летописи (Абрамовский вид) — как «думной его… который у думы ево, Кучюмовы, был»[82]. Исследователи приписывают ему роль ханского визиря[83]. Погодинский летописец связывает с карачи-беком также заботу о воинской амуниции: «делал царю пансыри и колчюги и всякую ратную збрую»[84]. В обязанности этого вельможи, видимо, включался и контроль над налогообложением. Во всяком случае, осадив Искер в 1584 г., он «повеле имать дани великие и оброки» с окрестных татар[85]. Это была попытка сбора именно регулярных податей, так как цитируемая Есиповская летопись теми же терминами характеризует налогообложение в Сибирском юрте периода его могущества: «Царь же Кучюм царст(во)вал в Сибири лета довольна во изобилии, радости и весели, дани и оброки со многих язык имаше…»[86]. Исполнение этого повеления Кучума обеспечивал тогда, очевидно, карачи-бек.
После занятия казаками Искера сибирско-татарская государственность фактически перестала существовать, и этому сановнику пришлось заботиться о собственной судьбе. Он то действовал совместно с Кучумом, то рвал с ним, удаляясь к пелымским вогулам или в прииртышские степи. В течение некоторого времени он пытался организовать сопротивление завоевателям (особенно активно — после пленения ими царевича Мухаммед-Кула), осаждал занятую русскими столицу юрта, заманивал казаков в ловушки… Из своей ставки на Ялынском (по сибирским летописям) или Чулымском (по Ремезову) озере в междуречье Оми и Тары он стремился вести самостоятельную политику. По характеристике, которую дал С. Ремезов на своей карте Сибири, «Карачин улус» был «один из наиболее населенных кишлаков Кучумова царства»[87]. В конце концов карачи-бек попал в плен и был увезен на Русь.
Вместе с тем от начала и до конца у Кучума имелась некоторая высокородная свита. Ермак отправлял свое «возвещание» к нему, его семье, «князем и мурзам»[88]; в последнем сражении 1598 г. среди погибших были, как уже говорилось, шесть беков и десять мирз.
Из исторических преданий татар явствует, что далеко не все жители Сибирского юрта сочувственно отнеслись к поражению своего государя и пожелали уйти с ним «казачествовать» — и соответственно бороться за возвращение ему власти. В одних фольклорных рассказах подданные или отказались следовать за ним, или тронулись было в путь, но потом раздумали: «Зачем нам покидать свою страну, мы вернемся!» — в итоге компанию Кучуму в эмиграции составили только сарты (т. е. выходцы из Средней Азии)[89]. В других сибирцы сразу разделились на сторонников свергнутого правителя и на тех, кто пожелал принять русское подданство, причем Кучуму приписывается предоставление им свободного выбора[90]. На эту ситуацию обратил внимание Б.А. Азнабаев. Он справедливо указал на малочисленность и разобщенность кочевников Сибири, что препятствовало московскому правительству установить с ними отношения «договорного подданства», как с башкирами. Служилая татарская аристократия в абсолютном большинстве быстро и охотно перешла на стропу «белого царя». Перед Кучумом — пришлым правителем, некогда силой захватившим престол, — ома не испытывала пиетета[91]. Воеводы даже доверяли отдельные военные операции против Кучума и Кучумовичей служилым татарам (но, как правило, совместно с казаками).
