Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш - [45]
Утверждение об отсутствии в степи дорог и тропинок исходит от плохо информированного автора. На самом деле после прохода конницы в степи некоторое время сохраняется вытоптанная полоса — так называемая сакма. Именно следуя по сакмам, русские отряды преследовали татар, уходящих от погони. Постоянные маршруты походов естественным образом обозначались на земле как незарастающий след. Продвижение по этому пути, именуемому шляхом, тоже способствовало успешному преследованию противника («шли за ними их царевичевым шляхом и наехали на том их шляху на стану воинских царевичевых калмыцких воинских людей»[514]).
Вокруг своих стоянок Кучумовичи выставляли караулы, которые предупреждали ближних и дальних царевичей о приближении противника, а заодно и прочих посторонних, подозрительных лиц[515]. В местах зимовий «казаки» устраивали подобие стационарного поселка. Один из таких поселков, в котором жили царевичи Канай и Хаджим, видели уфимцы в 18 «днищах» от Уфы, «меж Ишима и Обаги реки в дуброве»: «поставлены… у них избы рублены в стену кругом, да по смете… изб с полчетвертадссять (т. е. 25. — В.Т.); да у них же… обдернуто около изб телегами кочевными большими для крепости от приходов». При этом табуны паслись на берегу притока Тобола реки Абуги «от их зимовья с полднища»[516]. Хан Кучум в 1596 г. тоже стоял «меж дву речек, одернувся телегами за Омь рекою»[517]. Но в последнем случае это был, скорее всего, не стационарный поселок, а так называемый тележный городок — распространенная среди кочевников оборонительная конструкция в виде замкнутого кольца из составленных впритык повозок. Подобные конструкции применялись при редких осадах крепостей. Карачи-бек при попытке приступить к Искеру в 1584 г. «облегоша град Сибирь обозами и табары поставиша»[518]. В данном случае тележные ряды служили для осаждающих прикрытием от выстрелов с крепостных стен и предохраняли от внезапных вылазок неприятеля.
На вооружении «казачествующих» принцев и их спутников внимание в источниках не акцептировалось, так как было общеизвестно людям XVII в. и не требовало обстоятельного описания. Это вооружение представляло собой традиционный для кочевников той эпохи набор из лука со стрелами, сабли, ножа и аркана. В 1609 г. вознамерившиеся отъехать к калмыкам тюменские ясачные говорили соплеменнику, допрошенному воеводой, что для этого дела «у них де у тюменских лошади и сайдаки и сабли готовы»[519]. Некоторые татары обладали металлическими и кожаными доспехами[520]. Впрочем, Ю.С. Худяков предполагает, что, судя по количеству соответствующих археологических находок, сибирцы испытывали недостаток в бронебойных стрелах, столь важных в сражениях с хорошо вооруженными и защищенными противниками[521]. Возможно, в ходу были копья, в особенности приобретенные у калмыков. А ремесленники среднеазиатских ханств оснащали сибирско-татарских воинов конца XVI–XVII в. металлическими шлемами[522].
Огнестрельное оружие не имело у сибирских татар широкого распространения. Но неверно было бы думать, что они не знали о его существовании. В Румянцевском летописце пересказана карикатурно-фантастическая ситуация, когда наступающие ермаковцы постреляли в воздух из пищалей перед пойманным Кучумовым придворным и отпустили того на волю. Придворный явился к хану с впечатляющим рассказом: «…егда они стреляют из луков своих, ино ис конца дым исходит и голкнет громко, а пробивают наши куяки и бахтерцы навылет»[523]. Естественно, этот доклад Кучуму прозвучал без русских свидетелей, поэтому данная сцена скорее всего вымышлена.
Фигурирующие в разных вариантах рассказы о двух нестреляющих пушках то ли у Кучума, то ли у бека Бегиша во время прихода Ермака представляются порождением фольклорных домыслов. Если такие орудия у сибирцев в то время и были, то скорее всего среднеазиатского производства[524]. Впоследствии оружие «огненного боя» появилось и у «кучумлян». В большинстве своем оно было трофейным — добытым в набегах на российские владения. В 1662 г. из 200 татар, напавших на российские поселения в Зауралье, 30 обладали огнестрельным оружием[525]. В 1667/68 г. один тобольский рейтар при описании в челобитной своей верной службы рассказал, что во время боя с царевичем Кучуком под Киргинской слободой в 1665/66 г. его «ранили, пробили из пищали правую руку»[526]. Правда, пищаль могла принадлежать и калмыку-участнику набега. Калмыки же пользовались русскими пищалями или фитильными ружьями (мултук) среднеазиатского происхождения[527]. Но и в их среде огнестрельное оружие не имело пока широкого распространения.
Обширный импорт пищалей в то время был исключен. Ближайшим источником их поставок теоретически мог быть Мавераннахр. Татарское предание рассказывает о прибытии к Кучуму оружейников из Бухары, которые были размещены ханом на некоем острове, под землей. При подходе Ермака мастера подрубили опорный столб и погребли себя[528]. Но, во-первых, в достоверных известиях о связях Кучума и Кучумовичей с Бухарой и Хивой нет упоминаний о приезде в Сибирь мастеров (а вот бухарские посольства просили в Москве оружие и боеприпасы). Во-вторых, в Средней Азии огнестрельное вооружение появилось только в первой половине XVI в. Оно употреблялось преимущественно в ручном варианте, а при осаде крепостей могущественный хан Бухары Абдулла II обычно использовал не пушки, а катапульты (впрочем, по осажденному им в 1572 г. Герату с бухарских позиций палили семь орудий). Собственное артиллерийское производство в Средней Азии развивалось медленно. Еще в XIX в. в городах Мавераннахра пушки отливали приезжие мастера — афганцы и персы
